— Боже мой, несчастное животное. Я никогда бы не смогла уничтожить живое существо только для того, чтобы попирать ногами его шкуру. Как это жестоко, Юра…
— Солнышко, заткнись, пожалуйста, — жалобно попросил он.
— Ты опять за свое? Ведь я же, кажется, просила тебя не употреблять подобных выражений. Юра, ты уже в том возрасте, когда пора быть респектабельным человеком. Тебе надо всерьез заняться своей речью.
— Со следующей недели начну ходить в бассейн и к логопеду. Лады?
— К логопеду надо Георгию, но он опоздал. Извини, но твоему брату никогда не удастся стать респектабельным. Конечно, родню не выбирают…
— Лика, зачем мы сюда пришли, по-твоему? — изловчился вставить фразу Юрик.
— Что значит зачем? — удивилась я. — Разумеется, чтобы увидеть твою квартру. Должна же я знать… Не смотри так на меня. И убери руки! Я прекрасно знаю, чем ты думаешь. Все мужчины одинаковы. Сегодня ты согласен на что угодно, а стоит мне уступить, ты завтра же передумаешь жениться.
— Я и не собирался, — проворчал он.
— Это мы посмотрим. Кстати, почему бы твоей бывшей супруге не переехать в эту квартиру? Три комнаты на двоих довольно прилично. И она, надеюсь, вполне способна подняться на четвертый этаж без лифта.
Юрику больше ничего не хотелось. Он смотрел в чашку с холодным кофе и томился. Еще через несколько минут я предположила:
— Серафима, наверное, дома с ума сходит.
Юрик с готовностью поднялся:
— Сейчас позвоню Пашке.
— Ты меня не проводишь? — округлила я глаза.
— А что я собираюсь сделать? Отвезти тебя домой.
Юрик позвонил, и мы торопливо покинули жилище Каткова-старшего.
— Боже мой, какая ночь, — сказала я, задрав голову.
Юрик насторожился.
— Пешком не пойду.
— Ненавижу, когда ты вредничаешь. Только подумай, как чудесно пройтись…
— Шесть троллейбусных остановок?
— Что такое шесть остановок? Нам идти по жизни рядом еще лет тридцать.
— Я столько не проживу.
— Перестань меня злить.
— Солнышко, а когда у тебя отпуск кончается?
— В конце сентября. Но ты не беспокойся, я уже предприняла кое-какие шаги. Думаю, меня охотно возьмут в ваш театр. Ты как будто не рад?
— Брось, просто счастлив. Тут мы заметили Пашку: он мчался со всех ног, на ходу застегивая рубашку. Юрик завистливо вздохнул и сказал:
— Поезжай за нами, мы пешком.
— Когда ты хочешь, можешь быть таким милым, — прошептала я, прижимаясь к нему.
Мы вошли в арку, когда прогремел взрыв. Я взвизгнула, а Юрик рявкнул:
— Твою мать…
В том месте, где минуту назад стоял белоснежный “БМВ”, к небу поднимался огненный столб.
— Твою мать… — повторил Юрик и еще присовокупил парочку выражений. Я стала медленно оседать на землю. Он поднял меня, встряхнул и прислонил к стене. — Ну что за дерьмо, а? Тачке два месяца, нулевую взял. Это ж какие бабки…
— А где Паша? — проблеяла я.
— Сгорел Паша. Кто это мог сделать, если не твой Циркач?
— Дурак он, что ли? А вдруг, правда, дурак? Ведь я могла в машину сесть. Боже ты мой… — Я опять начала оседать на землю.
Юрик обнял меня и глубоко задумался. Конечно, подозревать меня было глупо, он это быстро сообразил и стал взирать почти что с благодарностью. Потому что, если бы не мое упрямство, Юрик вознесся к небесам рука об руку с Пашей. Я же тщетно пыталась понять: что это, черт возьми, творится? Так ничего не поняв, жалобно спросила:
— Что будем делать? Юрик не успел ответить. Во дворе показалась пожарная, а следом и милицейская машина. Как видно, кто-то из жильцов дома успел позвонить.
Я тяжело вздохнула. Через полчаса так же тяжело вздыхал милиционер. И было отчего: где труп, там и я. Что за напасть. Милиционер стал смотреть пронзительно, а в голосе зазвучал металл. В общем, меня, кажется, подозревали во всех смертных грехах. Я здорово разозлилась и позволила себе несколько замечаний в адрес правоохранительных органов. В ответ мне прозрачно намекнули, что, если не прекращу якшаться с типами вроде Катка и всякими сомнительными бизнесменами, никто на свете не сможет гарантировать, что я доживу до старости.
На этом мы расстались: я с гневом, представитель закона с чувством удовлетворения, которое обычно приходит с осознанием того, что если и не удалось сделать что-нибудь путное, так хоть настроение ближнему испортил. В общем, расстались по-доброму.
Юрик был взбешен, и не только поведением милиционеров, которые как-то вскользь, но доходчиво выражали сожаление, что он по-прежнему жив и здоров. Через каждые пять минут Юрик обещал, что хоть из-под земли достанет “ту суку, что эту подлянку устроила”. Мне пришлось на ходу учиться, чтобы уяснить, что Юрик пытается донести до моего сознания. С трудом понимая каждое пятое слово, я не забывала держаться за его локоть, нежно гладить сжатый кулак, называть “дорогой” и “любимый” и накликать на головы негодяев, поступивших так ужасно, всевозможные беды, как то: болезнь, сиротство и хроническое безденежье. Юрик меня не слушал, так что я имела возможность говорить все что угодно.
— Куда мы идем? — опомнилась я. Словарный запас истощился, и появилось время посмотреть по сторонам. Юрик встал как вкопанный, покрутил головой.
— Найдем тачку, я тебя домой отправлю.
— А ты?
— Что?
— Ты ведь не собираешься болтаться по улицам, когда тебя только что едва не убили?
— Давай я отвезу тебя домой, а как-нибудь разберусь.
— Юрик, я думаю, тебе следует пере ночевать у меня, то есть у тетушки, что q настоящий момент одно и то же, — пред дожила я ему уже в машине. — И не смей мне противоречить, — я покрепче ухватила его за руку. — Тебе надо успокоиться, прийти в себя. Ты без конца кулаки сжимаешь, это нервное. Примешь ванну, я сделаю тебе массаж, и через несколько часов ты будешь чувствовать себя прекрасно. Это лучший способ досадить тем, кто так испортил твою машину.
Юрик взирал на меня невероятно синими глазами и, казалось, прикидывал: может быть, сокрыта некая истина в словах этой дурочки?
— К тому же у нас ночует Владимир Петрович, рядом с ним я буду за тебя спокойна. — Тут я привирала. Как раз сегодня из деревни должно было вернуться семейство верного друга, и он, спешно съев запас пельменей, рассчитанный на несколько дней соломенного вдовства, скорее всего страдал несварением желудка в родной квартире, ожидая нагоняй от супруги из-за увядших растений на окнах. — Останови машину, — сказала я, устав ждать, когда Юрик закончит размышлять.
Он махнул рукой, машина остановилась, и мы отправились к Серафиме. Та встретила нас в розовом пеньюаре и скверном настроении.
— Где тебя носит? — спросила тетушка гневно, потом перевела взгляд на Юрика и, нахмурившись, поинтересовалась:
— Кого вы встретили в подъезде? Парочку голодных упырей?
— Хуже, — заверила я. — Мне опять пришлось давать показания. Нас с Юрочкой едва не взорвали в его машине. К сожалению, машина все-таки взорвалась, но в ней были не мы, а знакомый Юры. Ты можешь себе такое представить? Конечно, это лучше, чем мы, но все равно ужасно неприятно. Серафима, как ты
