обладающее, начинает 'говорить', - отныне будут частенько появляться в чеховских текстах, на протяжении всей литературной деятельности писателя.
Столь же не случайны у Чехова конструкции, обеспечивающие 'двоение' картины.
Заметный интерес к этому феномену проявлял Н.В.Гоголь. И тоже в связи со сравнениями. А.П.Чудаков подчеркивает эффект 'художественного уравнивания картин второй части сравнения с главным в произведении. Для Гоголя самостоятельность этих частей, создающих вместе с другими в сторону вторую сферу его мира, имела принципиальное значение.
Всеохватность гоголевского мира - в значительной степени результат действия этой сферы'.
Чехов, как видим, также обратил внимание на формы, создающие эффект двоения.
Юмористический очерк 'Салон де варьете' (1881) предъявляет другой их вариант: 'По всем комнатам снуют взад и вперед, из двери в дверь, жаждущие сильных впечатлений, - снуют, мнутся, слоняются из угла в угол, как будто бы чего-то ищут...' [С.1; 90].
Фраза грешит некоторым алогизмом. Предположение 'как будто бы чего-то ищут' тавтологично, поскольку уже сказано, что снуют 'жаждущие сильных впечатлений'. С.5
Ошибка начинающего писателя?..
Обратим, однако, внимание и на то, что оборот 'как будто бы чего-то ищут', помимо предположительности, содержит в себе сравнение. 'Жаждущие сильных впечатлений' сравниваются с 'чего-то ищущими', уподобляются им, то есть по сути сравниваются сами с собой, но как бы - в разных ситуациях, отчасти разных.
Эта, быть может, не слишком удачная фраза отразила интерес писателя к таким необычным конструкциям и - стремление овладеть данным приемом.
В рассказе-сценке 'Суд' (1881), опубликованном через двадцать дней после 'Салона де варьете', читаем:
'Кузьма Егоров снимает ремень, некоторое время глядит на публику, как бы выжидая, не поможет ли кто, потом начинает...' [С.1; 98].
Конструкция 'как бы выжидая', такая же сравнительно-предположительная, по сути выполняет обе означенные функции одновременно. Это и принадлежащее повествователю предположительное объяснение задержки телесного наказания, и сравнение данного Кузьмы Егорова - с Кузьмой Егоровым же, но в ситуации выжидания, 'не поможет ли кто'.
Это предположение повествователя ('как бы выжидая') может отражать реальную причину задержки, а может и не отражать. В последнем случае перед нами игра героя 'на публику', в первом - истинная причина, поданная как гипотетическая, вероятностная.
Присутствует в данном обороте еще и неуверенность повествователя в правильности своих оценок, отказ от претензии на всеведение, на полную власть автора в творимом художественном мире.
Внутреннее динамическое напряжение и неоднозначность, привносимые в текст подобными конструкциями, очевидно, показались А.Чехонте перспективными.
Перерабатывая в конце 1881 года рассказ 'Жены артистов', опубликованный годом ранее, писатель, в ряду других изменений, вносит в текст фразу:
'Каролина замахала руками и забегала по комнате, как бы боясь, чтобы ее насильно не раздели' [С.1; 57].
Здесь также возникает двойственная (уместно сказать - двусмысленная) картина: помимо описания очевидных, объективно воспринимаемых действий героини высказывание содержит второй план, как в зеркале отражающий те же действия и жесты, но - обусловленные ситуацией опасения.
Однако гипотетическая ситуация на самом деле оказывается истинной. Повествователь разделил изображаемое на реальное и вероятное, тогда как действительная ситуация едина. По существу перед нами - минус-прием.
Здесь видится опробование, обыгрывание возможностей, замеченных еще в процессе работы над рассказом 'Суд'.
Очерк 'На волчьей садке' (1882) вновь предъявляет похожие конструкции.
Автор пишет о приготовленном для публичной травли волке: 'Наконец он поднимается, как бы утомленный, разбитый, едва влача за собою задние ноги...' [С.1; 119].
А затем на той же странице: С.6
'Публика неистовствует, и так неистовствует, как будто бы на нее самое спустили всех собак со всего света...' [С.1; 119].
Описанные функции подобных сравнительных оборотов можно обнаружить и в приведенных примерах. Но в последнем случае все завершает картина огромной собачьей стаи, бросающейся на толпу.
Шум, производимый толпой, уподобляется шуму такой же толпы, но из другой картины, в которой люди становятся объектом травли. Сопоставляются две ситуации, и вторая оказывается более зримой, более впечатляющей.
В предисловии к очерку, от лица некоего очевидца реальной травли, делается характерное предуведомление:
'Прежде всего я не охотник. Я во всю жизнь мою ничего не бил. Бил разве одних блох, да и то без собак, один на один. Из всех огнестрельных орудий мне знакомы одни только маленькие оловянные пистолетики, которые я покупал своим детям к елке. Я не охотник, а посему прошу извинения, если я перевру. Врут обыкновенно все неспециалисты. Постараюсь обойти те места, где бы мне можно было похвастать незнанием охотничьих терминов; буду рассуждать так, как рассуждает публика, т. е. поверхностно и по первому впечатлению...' [С.1; 117].
Именно это 'первое впечатление' давало повод литературоведам и критикам говорить о чеховском импрессионизме.
Но чеховский импрессионизм - явление производное от чего-то более существенного, определяющего.
И главным следует признать отказ от позиции авторского всеведения, быть может, излишне акцентированный в данном случае, поскольку сам Чехов все же располагал кое-какими знаниями об охоте.
Этот отказ от авторского всеведения прокламировался А.Чехонте неоднократно. В том числе и в миниатюре 'Встреча весны' (1882):
'Борея сменили зефиры. Дует ветерок не то с запада, не то с юга (я в Москве недавно и здешних стран света еще достаточно не уразумел), дует легохонько, едва задевая за фалды...' [С.1; 140].
'Встреча весны' с подзаголовком 'Рассуждение' также представляет собой очерк, уже юмористический, и описывает изменения в природе, общественной жизни и быте, принесенные весной.
Но использование рассматриваемых конструкций имеет здесь уже иной характер.
Очеркист сообщает: 'Солнце светит так хорошо, так тепло и так ласково, как будто бы славно выпило, сытно закусило и старинного друга увидело...' [С.1; 140]. С.7
Отметив не слишком новые для конца XIX века антропоморфизм и олицетворение, порадовавшись остроумному их обыгрыванию, сосредоточимся все же на другом.
Чехов привлекает заинтересовавшую его форму 'как будто бы' для того, чтобы нарисовать картину, поясняющую предмет разговора.
И снова в данной конструкции сравниваются две картины.
Одна из них изображает солнце, которое 'светит так хорошо, так тепло и так ласково'; в другой видим то же самое солнце, с той лишь разницей, что оно 'славно выпило, сытно закусило и старинного друга увидело...'. Законы художественного мира таковы, что сознание читателя склонно воспринимать сказанное скорее буквально.
Одним словом, если хотите получить точное представление о весеннем солнце, то представьте его себе славно выпившим, сытно закусившим и старинного друга увидевшим.
Серьезно говорить о смешных вещах - занятие трудное и неблагодарное. И все же отбросим пока юмористический смысл олицетворения и попробуем рассмотреть художественный эффект, созданный здесь.
Если не поддаваться соблазну ограничиться спасительной, но мало что объясняющей ссылкой на метафоричность художественного слова вообще и чеховского - в частности, можно обнаружить интересные
