закономерности.
Метафорическая наполненность олицетворений и во времена Антоши Чехонте, и сто лет спустя предстает стершейся, 'остывшей'.
Способность солнца в данном контексте 'славно выпить, сытно закусить и старинного друга увидеть' подготовлена длительной фольклорной и литературной традицией, опирается она и на устойчивые общеязыковые формулы типа 'солнце встало', 'солнце смотрит' и т. п. Наше олицетворение словно вытекает из этих речений и становится как бы продолжением логического ряда, не несет принципиальной новизны.
Комический эффект в данном случае достигается нередким у Чехова намеренным нарушением семантической сочетаемости слов, автор просто выходит за привычные рамки такой сочетаемости.
Понятно, что в подтексте ситуации - соотнесение эмоционального состояния, вызванного весенним солнцем, с благодушным состоянием подвыпившего человека.
Но читая чеховский текст, мы все же видим подвыпившее солнце.
В сознании лишь на мгновение возникает человек, вернее - смутный облик 'старинного друга', увиденного подвыпившим солнцем.
Не будем торопиться утверждать, что точно таким же был механизм восприятия рассматриваемой конструкции у первых чеховских читателей.
Современный читатель, хотим мы этого или нет, как правило, обладает эстетическим опытом восприятия книжных и журнальных иллюстраций, карикатур, а также мультфильмов, в которых олицетворения зачастую выступают как реализованные. Ему нетрудно представить себе подвыпившее солнце. Как нетрудно представить солнце пьющим чай за одним столом с поэтом В.Маяковским. С.8
Но чеховские современники в этом отношении беднее лишь тем, что касается мультипликации.
Рассказы Антоши Чехонте, публикуемые в юмористических изданиях, соседствовали с самыми разными иллюстрациями и карикатурами.
'Встреча весны', кстати, была напечатана в литературно-художественном журнале 'Москва', который сопровождал иллюстрации пояснительным текстом. 'Тексты обычно снабжались подзаголовком . Как была задумана и (см. в тексте, стр. 142: ), но дать обычный подзаголовок редакция не решилась: литературный материал был значительно богаче иллюстрации'.
Думается, что работая для иллюстрированного журнала, Чехов особое внимание уделял зримости образов и отчасти даже - шел от иллюстрации.
Эти пространные рассуждения понадобились только для того, чтобы показать неправомерность или, во всяком случае, явную недостаточность ссылок на метафорическую природу олицетворений в подобных случаях.
Рассматриваемая конструкция неоднозначна, несет в себе ряд значений и оттенков, но определяющей все же является функция сравнения, ею все организовано и приведено к единству, ею обеспечивается цельность художественного образа. И в очерке 'Встреча весны' солнце 'светит так хорошо', как оно о б ы ч н о светит, когда 'славно выпьет, сытно закусит и старинного друга увидит'.
Отмеченный момент обобщения, генерализации придает картине окончательную завершенность и убедительность.
'Встреча весны' позволяет сделать вывод, что Чехов вполне овладел приемом, по крайней мере - применительно к жанру юмористического очерка. От первых опытов до 'Встречи весны' писатель двигался в сторону усиления зримости создаваемой данным оборотом картины.
И это не случайно, поскольку 'в формировании языкового образа з р и т е л ь н о м у представлению принадлежит решающая роль'.
Но вскоре, в 'маленьком романе', названном 'Зеленая коса' (1882), эта конструкция предстает в ином ракурсе:
' - И это воля папы! - говорила она нам, и говорила с некоторой гордостью, как будто бы совершала какой-нибудь громаднейший подвиг' [С.1; 164].
В данном случае оборот 'как будто бы' особо значимой роли не играет, и создаваемый им художественный эффект достаточно прост. Верность данному слову и свою решимость выполнить волю отца, выйдя замуж за указанного им человека, Оля Микшадзе воспринимает как подвиг.
При этом подвига мы не видим, о нем сказано в самой общей, далекой от зримости форме. В сознании возникает образ девушки, которая произносит свои слова с гордым видом. Только и всего.
Не слишком выразителен и оборот из 'Сельских эскулапов' (1882): С.9
'В приемную входит маленькая, в три погибели сморщенная, как бы злым роком приплюснутая, старушонка' [С.1; 198].
Конструкция 'как бы злым роком приплюснутая', призванная конкретизировать внешний облик очередной посетительницы земской больницы, не слишком информативна в силу своей отвлеченности и мало что сообщает внутреннему зрению. Старушка выглядела так, как она выглядела бы, если бы ее 'приплюснул злой рок'. Не очень конкретно.
А.Чехонте теперь явно пытается совместить в подобных оборотах абстрактное, отвлеченное и - предметно зримое. В рассказе 'Пропащее дело' (1882) это ему удается значительно лучше:
'Я поцеловал ее в голову, и в моей груди стало так тепло, как будто бы в ней поставили самовар' [С.1; 203].
В сознании действительно возникает на мгновение этот 'аппарат' для кипячения воды. Но вряд ли кто-нибудь из читателей увидел самовар, поставленный в груди героя. Представить себе такое довольно трудно, тут требуется преодолеть значительное сопротивление реально-бытового опыта, хоть, может быть, уже и не очень актуального. Наш 'самовар' стоит в комнате, или на кухне, но - не в груди героя.
И вновь возникает соблазн сослаться на метафоричность картины. И вновь, как представляется, такое объяснение окажется далеким от истины.
Вместо метафоры как скрытого сравнения перед нами с р а в н е н и е. Сопоставляются две ситуации. В груди стало так тепло, как в ней стало бы тепло, если бы там поставили самовар.
Конечно же только что поставленный самовар, как и пышущий жаром, не способен согреть комнату, но его вид может дать ощущение тепла и уюта, сопровождаемое подспудным ожиданием близкого чаепития. Потребительский оттенок здесь тоже важен, он созвучен настроению героя, охотника за приданым.
И наш самовар по сути становится знаком домашнего тепла, благополучия и уюта. Поэтому здесь уместнее говорить о метонимичности образа, сопутствующей сравнению, тяготеющей даже к эмблематике.
Интересно, что за полтора месяца до 'Пропащего дела' был опубликован рассказ 'Свидание хотя и состоялось, но...' (1882), тоже - о неудачном свидании.
Герой рассказа решил скоротать время за пивом: 'Выпив три стакана, он почувствовал, что в его груди и голове зажгли по лампе: стало так тепло, светло, хорошо' [С.1; 175].
В данном случае перед нами очевидная метафора. Отметим, однако, что автор считает нужным ее пояснить. И эффект скрытого сравнения пропадает. Это уже не 'загадка'.
Данный принцип получает развитие:
'После второй бутылки он почувствовал, что в его голове потушили лампу и стало темновато' [С.1; 175].
Хорошо понимая комическую суть приема, читатель не столько видит лампу в голове героя, сколько воспринимает его ощущения, соответствующие разным стадиям опьянения. С.10
Думается, что чеховский опыт работы над этим рассказом по-своему отразился в 'Пропащем деле', в котором писатель предпочел не метафору, а сравнение, не нуждающееся в пояснениях.
'Скверная история' (1882) предлагает целый набор необычных, претендующих на юмористическую художественность, выражений, оборотов благо, объем позволял: по жанру этот текст - 'нечто романообразное' и насчитывает целых девять страниц.
Время написания совпадает с началом чеховского 'кризиса', отмеченного повышенным интересом писателя к поискам в сфере поэтики, в том числе - в области тропеической организации текста.
Рассказ подчеркнуто юмористичен и, что непривычно для А.Чехонте, переполнен каламбурами, парадоксами, двусмысленными выражениями, построенными на игре слов, и, конечно же, тропами.
Стилистической основой текста стало ироничное обыгрывание бытовых и литературных штампов,
