движение пресек сразу же, пригрозил, что сейчас позовет милиционера. Шпаненок постарше схватил приятеля за рукав. Второй, главарь крошечной банды, шпаненок и чертенок с пепельными волосами и бегающими голубыми глазенками, смело прошепелявил, что его папа всю эту милицию одним пальцем придавит. Блоха как мог, постарался оставаться спокойным. В итоге мальчишки все же сдались, выпустили лямку портфеля и пару минут спустя уже колотили старым пожарным шлангом машину, что стояла на обочине неподалеку от сквера.
Леха вытер шею платком, пролистал несколько страниц, бездумно скользя глазами по буквам, чтобы не показаться трусом и не уйти сразу. Минуты через три он медленно, с достоинством поднялся и пошел прогулочным шагом по дорожке. Мальчишки все еще колотили машину. Больше в скверике Леха не читал, да и времени не было – заказы повалили один за другим.
Вскоре он стал так популярен, что дома ему только и оставалось – сидеть за макбуком, делать сайты. Скрыться от работы все же иногда удавалось в маленьком кинотеатре, где за 300 рублей он смотрел фантастические боевики, грыз попкорн и запивал Колой.
Однажды, во время ретроспективы «Звездных войн» рядом с ним какая-то девица сползла с сидения и большим, хорошо очерченным в темноте ртом чмокала и чавкала между ног у соседнего парня. Леха Блоха брезгливо отодвинулся. Аккуратно, чтобы не рассыпать, поставил пакетик попкорна на пол. Рядом, как шахматную ладью, робко пододвинул стакан с Колой, бросил полный тоски взгляд на экран и покинул кинозал. Дома он обнаружил, что кошелек с двумя недавними гонорарами исчез. Хороший был кошелек. Подарок отца на поступление в институт. Уж очень отец хотел, чтобы Леха стал инженером космических кораблей. Так и продолжалось, пока Блоха жил с родителями – они самостоятельно определяли, каким должно быть Лехино «я» изнутри и снаружи. Внешне Леха без труда соответствовал предлагаемым стандартам. Изнутри – никогда. Все мечтал поступить на истфак. Теперь весь этот институт, студенчество, истфак казались позапрошлой жизнью. И последнее, что с ней связывало – кошелек, увели карманники, пока Леха мечтательно растворялся в темном межпланетном небе.
После этого он перестал ходить в маленький кинотеатр. Теперь, ожидая, пока макбук загрузится, Леха дремал с чашечкой кофе и позволял программам радионовостей влетать в одно ухо и тут же вылетать в другое.
На выходных, как и обычно за два года одиночного проживания в «кабине», Леха заскочил в кондитерскую и купил более дорогой аналог вафельного тортика «Причуда». С коробочкой под мышкой он направился через весь город, до метро Щукинская, оттуда на маршрутке – до Бульвара генерала Картышева и вот уже настойчиво звонил в квартиру 332, дома номер шесть. Открыла мать – в белой выходной блузке и с порога упрекнула за опоздание: «никогда не придешь вовремя». Дальше посещение родителей разворачивалось по обычному сюжету. Вытер ноги о коврик в прихожей. Отец, заметно поседевший за последнее время, схватил его за краешек пиджака, пощупал, понял, что 50% синтетики, недовольно поморщился. Зная цену своему новому пиджаку, Леха скромно промолчал и направился на кухню – скрыться за накрытым к обеду столом. Пять минут мать гладила сына по голове, а отец преподносил в подарок новый учебник физики, соавтор которого – бывший Лехин сокурсник.
На шестой минуте обеда, мать, похлебывая суп, как обычно жаловалась на боли в пояснице, на колит, запор, частые бессонницы и выпадение волос. Леха сочувственно кивал, разглядывал куриную ногу в тарелке, гладил мать по затянутым в тугой пучок черно-серым волосам.
На восьмой минуте обеда отец прервал жалобы на здоровье и начал расспрашивать сына о делах. Блоха оживился и стал увлеченно рассказывать о последних заказах – порно- сайте и портале трех женских журналов, воспарил к потолку, но взгляд отца усадил его на место – за обеденный стол, под салфетку. Блоха сбивчиво продолжил рассказ о сайте бутика на Неглинной, но от пристального взгляда серых отцовских глаз, тонущих в морщинках, его затрясло, голос осекся, словно на гонках неожиданно поставили препятствия. Наконец у Лехи как обычно запершило в горле, он замолк, насупился и молча глотал обжигающий все внутренности кисель.
На десятой минуте обеда Блоху трясло под рассуждения отца об освободившемся месте преподавателя на кафедре их института, которое сокурсник предлагает Лехе, помня об его удачной дипломной работе.
Он изучал танец золотистых блесток жира на поверхности бульона, трясущимися руками крутил самокрутки из салфетки, старался проглотить разжеванный хлеб с кусочками курицы. Отец тем временем убеждал, что работа на кафедре не тяжелая, четыре дня в неделю, с десяти до шести. Кое-как Леха проглотил бульон, допил кисель. Посидел с матерью, поглаживая ее мягкую руку в узоре пятнышек и морщинок. Натянул улыбку, как мог серьезнее глянул на отца и сказал, что подумает. В коридоре перед уходом чмокнул мать в теплую, увядшую щеку. Дотронулся губами до щетины отцовской щеки.
С тех пор к родителям он ездить перестал, раз в месяц отправлял матери по почте деньги. И тортик – через службу доставки. Да и времени не было – осенью заказами его завалили по горло – знай, разгребай, прожигая жизнь за макбуком.
С работой Леха справлялся успешно и скоро. Отрывался от экрана только попить кофе, сбегать в соседний супермаркет за пельменями и еще иногда ездил за авансом. Работал ночью. Днем спал. Вечерами в полусне листал очередную книжечку фантастики, раздумывал над новым сайтом и мечтал сделать ремонт.
Так он лежал и в сентябре, даже не догадываясь – это начало или конец месяца. Хорошо хоть вспомнил, что сентябрь, значит надо спешить за августовским гонораром на Пушкинскую, в офис обувного магазина. Оделся и тридцать пять минут спустя, в огромной пыльной толпе ждал милости от светофора – чтоб открыл зеленый глаз и пустил пересечь без происшествий Тверской бульвар. Не тут-то было, машины, отрезанные на Тверской, гудели, светофор упрямо сверлил красным, в толпе шептались и покрикивали, пахло человечеством, потом, перхотью и псиной. Лехе показалось, что он стоит в пучке грязных волос из подмышки и эти чужие, немытые волосы лезут к нему в карманы, в нос и в рот. Он морщился, как мог старался не касаться чужих рук и одежды. Потом его сдавили так, что он расслышал биение нескольких соседних сердец. Минуты две Леха мучился и наконец не удержался, рванулся вперед, наперерез потоку машин. Он успешно пробрался мимо громадных микроавтобусов. И все бы хорошо, но кто-то на «вольве» легонько подтолкнул его в бок, он отлетел на тротуар, упал на колени, стер ладони в кровь, пропечатал щекой асфальт и порвал новые брюки. Когда ему помогли подняться, Леха на чем свет стоит обругал Тверскую, светофор, «вольву», обувной магазин и всех окружающих, без разбора. Происшествие заставило задуматься, он решил, что это на самом деле было предостережение – с тех пор курьер приносил деньги в конвертике и просовывал под дверь Лехиной квартиры.
Круглые сутки, сутулясь, сидел Леха за макбуком. Когда мысль шла туго – дремал, не сходя с места. В свой рабочий угол он перетащил чайник, морозильную камеру и переносную электрическую плитку – варить пельмени. А на подкопленные денежки решил сделать в кабине ремонт, как и намечал – к первому снегу. Какое было число и месяц, Леха не знал. И знать не желал. Выглянул в окно, увидел на съеженных ржавых листьях иней, тут же зашел на сайт ремонтной конторы – вызвал бригаду. Пока трое рабочих гремели и сверлили, производя шуму как в настоящем цехе, Леха Блоха в наушниках редактировал свою фотографию – растягивал плечи, делал себе голубые глаза, вьющиеся волосы, узкие бедра и мускулистые ягодицы. В итоге он обвел получившегося супермена черным контуром, загрузил в анимационную программу, получил из себя настоящего героя мультиков. И отправил Кризе – новой подружке. С Кризой он познакомился дня два назад в сети и она тут же прислала на его ящик свое анимированное фото – длинноногая девица в лоскутиках, едва прикрывающих тело. Она строила глазки, то и дело меняющие цвет. Леха воспользовался случаем и придумал себе новое имя – Леон. Он тут же исправил ник – стал Леон Блоха. Широкоплечий Леон в узких потертых джинсах вырвался в сеть и уже во всю кокетничал на экране с вертлявой Кризой. А тем временам настоящий Блоха из плоти и крови, морщась тащил прабабкину кровать, стул и стеллаж со всем содержимым к мусорными бакам – может, подберет кто- нибудь из прохожих. За три дня квартирку превратили в один большой зал, стены и потолок покрыли серебристой фольгой, оплели проводками и лампочками – как в настоящем космическом корабле. Вдоль стен установили алюминиевые кадки с хвощами – любимыми растениями Блохи. Вместо кровати кинули в угол матрасик – спал Блоха у макбука, который теперь стоял я окна, напоминая пульт управления. Казалось, набери несколько цифр, и кабина оторвется от земли.
