День очень короток. Рассвет в одиннадцать. Закат в три. Летом солнце садится за вершины прибрежных гор, а сейчас до берега не доходит и садится в море. Сочетание темно-серого в сумерках льда и ярко оранжевых облаков на горизонте создает ощущение какой-то непрочности мира. Как будто закат нарисован на очень тонкой занавесочке, которая может порваться, и за ней откроется неизвестный, но жесткий реальный мир.
Такое же ощущение возникает при размышлении о создании собственных новых смыслов. У Шамана наверняка есть собственные смыслы его жизни и практик.
— Так много людей, но не слышно о новых смыслах.
— Большинству не нужны новые смыслы. Они даже будут враждебны к этому.
— Как же они все-таки создаются?
— Многих не устраивает их жизнь. Единицы настолько конструктивны, что могут начать новые практики.
— Почему единицы?
— В рассуждениях это здорово, а в конкретной жизни страшно.
— Почему?
— У тебя есть авторитетные для общества родственники, друзья?
— Есть.
— Наверное, не очень приятные люди? Навязывают иногда свои взгляды?
— Да, своеобразные.
— Почему терпишь?
— Надеюсь, что в трудной ситуации они помогут, защитят.
— Точно?
— Не знаю.
— Для свободы мышления ты должен перестать с ними соглашаться, когда тебе это не нравится.
— Неуютно. Как крышу разобрать.
— «Крыша» — хороший термин. Чтобы расти дальше, нужно иногда разбирать «крышу».
— Сейчас есть в городе такие выражения «крышу снесло», «лишиться крыши».
— Язык — коллективный ум. Много найдется людей, конструктивно разбирающих свою «крышу»?
— Очень мало.
— Потому и единицы, что из ста таких только один думает о смыслах.
«Перед важным действием Шаман потирает руки над пламенем.
— Что ты делаешь?
— Увидел это у местных шаманов, сразу понял смысл и с тех пор делаю так.
— В чем смысл?
— Очищаю руки от остатков других дел».
Свобода. Благодарность Волка
В то лето я работал психологом в отделе НОТ угольного треста под Карагандой. Однажды вызвали в прокуратуру.
В кабинете ожидали двое невысоких квадратных мужчин в штатских костюмах. Они сразу мне напомнили злобных бульдогов. Мужчины представились офицерами-оперативниками и предложили провести редкую в те годы судебно-психологическую экспертизу аффекта.
Полистав дело, я сразу сказал, что никаким аффектом здесь и не пахнет. Подсудимый, бывалый преступник, имел высокий статус в криминальных кругах. Скорее всего, имело место какая-то демонстративная выходка убийцы-рецидивиста. Ситуация вовсе не вынуждала к аффективным действиям. Оперативники посерьезнели, переглянулись, и тот, что помоложе, сказал: «Он — красный». Увидев мои поднятые брови, второй пояснил: «Он с нами сотрудничает, нужен аффект». Я попросил время, что обрадовало оперативников: «Подумай хорошо. Откажешься — будут проблемы. Правильно решишь, и твоей бабе помогут авторитетные люди».
Женщина, с которой я тогда жил, ночью на мотоцикле сбила человека. Реальное чувство вины угнетало нас, не давало спокойно обдумать и оценить ситуацию. Таня считала, что ей будет легче, если ее посадят. Я отговаривал тем, что это не поможет, но без внутренней убежденности, то есть и неубедительно. К счастью, серьезных травм не было, только ушибы, но, мужчина уже подал заявление. Третьего дня я ходил к нему и договорился. Заявление забрать не удалось. Не отдали, сказав, что дело ушло в областную прокуратуру.
Посоветовавшись с Таней, стал тянуть время. Никакое «сотрудничество» не могло служить оправданием убийства — в этом мы были единодушны. На очередном «собеседовании» оперативники мне прямо сказали: «Или посадим твою, или получишь от людей двадцать тысяч». Вот как им нужно было помочь Красному. Сейчас я понимаю, что деньги бы не отдали, а, скорее, заставили бы «лепить» экспертизу за экспертизой.
Вечером я решил написать Красному аффект. Таня не спала, иногда рыдала. Под ее рыдание мне и приснился Волк. Фрагментом. Он бежал по снегу. Ему было хорошо. Он был свободен и никогда ничем не поступался. Все стало предельно ясно.
Утром мы, бросив трудовые книжки и небогатый скарб, уехали в Москву. Товарищ обещал сообщить, если Таню объявят в розыск. Тогда мы уехали бы в Магадан и ушли бы на несколько лет в тайгу. Моя сестра, работавшая начальником сельхозотдела в Колымагидрометеокомитете[35], могла показать более-менее оборудованную не используемую точку.
Розыска не было. Опера блефовали.
В Москве, без жилья, работы и почти без денег, мы впервые по-настоящему почувствовали себя свободными и уверенными.
1999, 2001
Снежный человек
У меня нет сомнений в том, что Шаман может многое, недоступное простому человеку. При этом сам Шаман утверждает, что, например, в его общении с растениями, животными, ручьями и облаками нет ничего мистического, а есть определенные практики. Просьбы показать что-нибудь специально Шаман игнорирует, но его исчезновения и появления, призывы рыбы в ловушку, свист для отпугивания комаров, угрозы мышам и другие «бытовые практики» я наблюдаю постоянно. Шаман редко обсуждает со мной эти практики, отговариваясь неразвитостью моего языка, но иногда кое-что поясняет.
— Ты утверждаешь, что можешь существовать одновременно в разных точках пространства?
— Для твоей реальности.
— Как это?
— Вот ползет паук. Ты ставишь на его пути руку, паук разворачивается. Ты ставишь другую руку. Для паука твои руки — два разных существа, но это — ты один: и спереди, и сзади одновременно.
— Если на меня нападают два волка, это два волка или одно существо?
— Волки, медведи и все звери — могут быть руками Духа местности.
