Поколение Китеж. Ваш приемный ребенок.

Что было для тебя самым главным тогда, в одиннадцатом классе?
Дружба с Шуриком и Машкой. Признание дру­гих ребят. Хотел соответствовать. (Сам себе.) Но тогда почему же не смог учиться в институте? Оставлял на потом? Но это уж как-то совсем по– детски. Впрочем, когда я начал прогуливать, понял, что мне не выкрутиться.
В моей голове не было такой картины: прийти и сказать вам, что случилось. Боялся не соответствовать и поэтому молчал. Глупо, по-детски. По­сле этого у меня уже не было ни сил, ни уверенности для чего-то нового.
Но ведь тебя и так любят, без всяких соот­ветствий. Ты просто не видишь этого.
Наверное. Но как я могу видеть то, чего не знаю?
А когда мы тебя в армию провожали, говорили: держись, мы тебя будем ждать, служи спокойно. Не верил?
Не верил. А чего меня было ждать? Чего я сто­ил? Но в армии я понял, что меня пытаются смешать с говном, и я ничего не могу сделать. Так было всегда, и так будет.
Но у тебя есть и другой опыт в прошлом. Пом­нишь, какой тебе праздник устроили на совершеннолетие? Тебе было приятно?
Мне должно было бы быть приятно. Но я его не заслуживал. Если бы я много сделал для тех лю­дей, которые устраивали праздник, я бы имел на не­го право.
А просто получить нельзя?
Можно, но меня будет мучить совесть.
Федор уверен, что он не заслуживает праздника, в бо­лее широком плане — не заслуживает любви своих одно­классников. И он даже не задается вопросом, почему лю­бовь надо заслуживать.
У детей, рожденных в благополучных семьях, не появля­ется и мысли, что они не достойны любви. Нормальные ро­дители не дают ребенку повода усомниться, что он — дар Божий.
Сомнения испытывают те, кто не пережил состояние любви в первые годы жизни. Потом они узнали слово «лю­бовь», как и то, что к ней надо стремиться, чтобы заполнить ощущение пустоты и страха в своей душе. Но как пережи­вание оно им не знакомо, и поэтому всегда остается во­прос: а то ли я переживаю, что воспевают поэты и о чем рассказывают мои сверстники.
Тебя кто-нибудь любил?
Я не знаю, что это такое!
А что такое совесть?
Это — совершенно мудрый человек, чей голос звучит во мне только тогда, когда я не уверен. И он всегда мощно говорит, как Машка Пичугина.
Этот голос — тоже ты?
Нет. Он собран из того, что я когда-то услы­шал, прочитал. Но это не я.
А тогда, кто ты?
Все остальное.
Тут он ошибается. Как раз «все остальное» — это маски или доспехи, чужие программы, необходимые для выжива­ния в обществе, образцы поведения, полученные от роди­телей или друзей. А вот то, что Федор назвал совестью, ощущается им как некий стабильный центр его личности, конденсат сознания. Наверное, это то же самое, что дру­гие люди называют душой.
Его душа так и не смогла обрести уверенности. А я тог­да по молодости и неопытности этого не заметил. И до сих пор чувствую себя виноватым.
Поэтому «первейшим из искусств» для педагога я те­перь считаю ЭМПАТИЮ — способность сопереживать, то есть проникать в состояния своих учеников. Для меня быть эмпатичным — чувствовать их боль, как свою, по необхо­димости возвращаться в свое детство, чтобы впустить и понять мир детства своего ребенка.

Глава 9.ИГРОВАЯ ТЕРАПИЯ

Именно занятие искусством позволяет ребенку освобо­диться от страха и внутренних оков, выразить то, что он боится рассмотреть в себе сам. На признании этого факта построены системы арт-терапии и игровой терапии, по­зволяющие психологу делать выводы о внутреннем состоя­нии ребенка, наблюдая за ним во время игры.

Комната заполнена игрушками. Ребенок может взять любую и играть, сколько вздумается. Взрослый наблюдает и выполняет команды ребенка. Иногда взрослый может за­давать вопросы. Главная задача всего происходящего — дать ребенку возможность ПРОИГРАТЬ то, что сидит у него в глубине сознания и не дает возможности видеть реаль­ность.

Нина разложила кукол на полу в один длинный ряд.
Кто это? — спросил терапевт.
Это мои воспитатели из детского дома, — сказала Нина. И, взяв пластмассовую саблю, ста­ла методично рубить куклам ноги, приговаривая с милой улыбкой: — А это, чтоб они сюда за мной не пришли!
Одиннадцатилетний Женя построил солдатиков в ше­ренгу и стал их бить ногой. Бил долго. Изо дня в день, вернее, из сеанса в сеанс. Но вдруг во время последнего се­анса стал играть в кукольный домик.
Понимаете, просто стал играть в семью. Он что-то там из себя выплеснул, и у него освободилось сознание для более глубоких чувств и желаний. Хотелось бы сказать, что с тех пор он никогда не проявлял агрессии, не дрался и не ругался. Увы, рецидивы были. Но он действительно стал спокойнее, начал лучше учиться и прислушиваться к чужо­му мнению, даже если оно не было подкреплено занесен­ным над его головой кулаком.
Помните французский фильм «Великолепный» с Бельмондо в главной роли? Писатель в своих романах напря­мую сводил счеты со всеми своими реальными врагами. Этот вид терапии позволял ему сохранять высокую самоо­ценку и оптимизм в житейских неурядицах. Во многих слу­чаях это помогает. Главное, не заиграться.
Я, конечно, мог бы превратиться и в пустого мечтате­ля, если бы Бог не наградил меня сильными и целеустрем­ленными родителями, которые не верили ни во что (ни в Бога, ни в компартию), кроме честного труда и развития разума. Их постоянный пример, их волевое давление («Учи уроки, делай зарядку, читай книги») позволяли мне вкусить время от времени сладость ПОБЕДЫ над соб­ственной слабостью. Они не злоупотребляли столь попу­лярным у нашего народа образом Ивана-дурака, не повторяли пословиц, ставших нашим историческим прокля­тьем: «Выше лба уши не растут» или «Всяк сверчок знай свой шесток». Они всегда требовали от меня работы на пределе моих скромных возможностей, всегда были чу­ точку не удовлетворены моими успехами и заставляли меня тянуться вверх, в будущее. Я пытался бороться с та­ким давлением и в этой борьбе совершенно неосознанно укреплял свой характер.
Вывод: воля к победе воспитывается даже в играх, по­степенно превращаясь в подобие условного рефлекса. Главное, чтобы жизнь-игра была полна вызовов, побед (хотя бы от случая к случаю) и поощрений. Не наказанием, а поощрением мы постепенно переводим волевое (интел­лектуальное) усилие в режим условного рефлекса. Так пе­рестраивается весь ОБРАЗ МИРА, из него изгоняются страхи и сомнения, а значит, и основа для неврозов и раз­ного рода фобий.