— Ва-ла-ди-са-ла…
— Сам ты сало! Владислав. Вла-ди-слав! Понял?
— Не бывает у людей таких имен! — убежденно отрезал Теха. — Человеческий язык такое выговорить не сможет! Такие имена только у акети бывают! А ты, — он мельком глянул на собеседника, — на них не похож.
— Много ты знаешь, шкет!.. — возмутился Слава, — что бывает, а что нет. Ладно, можешь звать меня Слава.
— Са-ала… — попытался повторить за ним мальчик, но язык явно не хотел его слушатся.
— Блин, опять 'сало'! А Влад, ты сможешь выговорить?
— Угу, — кивнул Теха. — Влад — смогу! — хотя прозвучало это у него скорее, как Валад.
— Ну, значит так и зови, — не стал больше придираться Слава.
Они запили пирожки, холодной водой из кадки, и Слава понял — ни фига он не наелся. Да это и не мудрено — три жалких пирожка после целого дня беготни и переживаний. Живот, раздосадованный таким циничным обманом, даже и не думал прекращать голодное бурчание. Ко всему прочему, становилось все прохладней. Теха тем временем, достал из мешка меховую безрукавку и облачился в нее. Деловито и щедро припорошил крышку клети соломой, чтоб было мягче, и улегся, сунув мешок под голову. Поворочался пару минут и затих. Слава, собравшийся пораспросить его на ночь глядя, в ответ услышал лишь спокойное дыхание. 'Во, народ! — подумал старлей, с некоторым удивлением. — Ни флага, ни родины. Всю деревню сожгли, а он дрыхнет, как суслик, и хоть бы что!'
К самому же Славке, сон никак не шел, несмотря на жуткую усталость и переживания сегодняшнего дня. А может как раз из-за них. К тому же ныли стертые ноги, саднили, сбитые во время лазанья по кручам, локти и ладони. Да и просто стало холодно. 'Б-р-р! Аж дрожь пробирает! Как же согреться? Хорошо Техе в меховом кожушке. А тут одна рубашонка, да и та уже изорвалась, пока лазил по горам да по лесу. Может выйти покурить? Ах да — зажигалки нет. Может в развалинах остались еще тлеющие угольки? Лезть туда неохота и так грязный, а там и вовсе измажешься сажей, как черт, и помыться негде. Эх, в ванну бы сейчас залезть, горячую. Все, курить хочу, не могу!' — Славка поднялся, и с завистью посмотрев на сопящего во сне Теху, вышел во двор.
Ночь была ясная, ни облачка. Полчища звезд заполонили небо. Слава постоял с задранной головой, ежась от прохладного ветерка. Блин, ни одного знакомого созвездия. Как штурман он неплохо знал карту звездного неба. Во всяком случае, родного северного полушария. Южного, похуже. Но и этих знаний хватало, чтоб понять — ни хрена он не на Земле. А так хотелось верить, что он по ту сторону Экватора, В Южной Америке, Австралии, у черта на куличках, но на родном голубом шарике. Что, хоть он и оказался в странных обстоятельствах, но все еще можно вернуть, и проснуться утром на своем диване, умыться, сварить кофе, закурить сигарету… Кстати, он и вышел для того, чтоб добыть огонька — покурить. Какая светлая ночь, полнолуние что ли? Слава обернулся посмотреть, на луну, и челюсть у него отвисла, в который уже раз за сегодня. Нет, Луна имелась — большой почти полный диск висел прямо над крышей сарая. Вот только был он зеленого цвета. Словно луну взяли, да окунули в банку с 'зеленкой'. И эта зеленая Луна разом, словно гильотина, отрубила все надежды. Ни хрена он не на Земле. Стало так тоскливо, что даже курить расхотелось.
'А ну его к черту, курево это, луну эту! Пропади оно все пропадом!' Слава, зло сплюнул и вернулся в сарай. Зарылся в солому, согрелся и незаметно уснул.
Третья глава
Славе снился страшный сон. Корабль собрался на метрическую милю, когда выяснилось, что его мореманы выпили спирт из магнитного компАса. Вот они стоят перед ним, старшина второй статьи Яблоков и старший матрос Митя.
— Скоты! — орал на них Слава. — Какого хера вы его выпили?
— Тащ старший лейтенант, мы не пили! — возражал Яблоков со шкодливой улыбкой во всю круглую рожу.
— Не-не, не пили мы! — поддакивал ему Митя.
— Оно само, наверно, выветрилось, — предположил Яблоков.
— Само, само! — поддержал его Митя.
Славу охватил ужас. Сейчас на Ходовой поднимется Командир, увидит разобранный компас с водой вместо спирта… и наступит п….ц. А почему его до сих пор нет? — внезапно задался вопросом Слава — ведь корабль уже вышел в море. Вон как качает.
— Тащ старший лейтенант, — донесся до него голос Яблокова, — а может вы сами его выпили?
Качка приобрела совсем уж неприличную амплитуду и… Слава проснулся
— Ну, ты и спать! — сказал Теха, убирая от него руки.
Старлей сел, протер кулаками глаза, помотал головой, отгоняя сонную дурь. Сразу стало холодно, и вдобавок неудержимо захотелось по нужде. Он вскочил на ноги и запрыгал на одном месте, колотя себя руками по бокам, чтоб хоть чуть-чуть согреться, а заодно и стряхнуть налипшую солому.
— Давно встал? — спросил он, удивленно глазеющего на него Теху, и, не дожидаясь ответа, устремился мимо него к выходу. Тот, секунду промедлив, бросился следом.
Посреди двора, горел небольшой костерок, на нем уже булькал котелок с каким-то варевом.
— Костер развел? Молодца! — похвалил Слава. — Хозяйственный, шкет!
Теха семенил за ним, как хвостик.
— Да я уже всю деревню обежал! — гордо заявил он. — Харчей собрал!
— Харчи — это замечательно! — одобрил Слава. — Со вчерашнего утра жрать хочу! Ты это… — повернулся он, к по пятам следующему за ним Техе, — мне тут надо… в общем…
— Что? — недоуменно уставился на него мальчик. Наконец до него дошло, и он смущенно отвернулся.
Старлей пристроился к плетню возле больших лопухов и отвел душу.
В котелке, Теха варил кашу из шурфы, так называлось хранящееся в клети зерно. Когда Слава привел себя в порядок и подошел к костру, мальчик уже снял котелок с огня и водрузил его на чурбак, который, судя по изрубленной поверхности, ранее предназначался для колки дров. Слава наклонился над котелком, от каши отчетливо несло мокрым веником. Рядом с котелком, мальчик расстелил тряпицу сомнительной чистоты, на которой разложил пару черствых лепешек и несколько кусков вяленого мяса.
— Где взял? — поинтересовался Слава.
— Есть места, — неопределенно сообщил Теха, и присел прямо на землю, скрестив ноги по-турецки. В руках его появилась большая деревянная ложка. Он зачерпнул каши и осторожно попробовал. Почмокал губами, и лицо его изобразило райское блаженство.
Слава пристроился рядом. Взял лепешку. Откусил. Практически сухарь.
Теха, уловив его вопросительный взгляд, пошарил в своем мешке, и извлек оттуда еще одну ложку. Протянул ему, и больше ни на что не отвлекаясь стал, за обе щеки, уплетать кашу.
Слава принял ложку. Скептически осмотрел ее и протер наиболее чистым краем рубахи. Попробовал кашу, скривился — вкус ее был адекватен запаху. В голове отчетливо всплыло выражение — 'березовая каша'. Хотя на земле это выражение, кажется, имело совсем другой смысл. Вкус у этого варева практически отсутствовал, и еще оно было абсолютно не соленым. В общем — никаким. Вяленое мясо оказалось жестким, как подметка, волокна отчаянно застревали в зубах, но голод не тетка. Следующие десять минут прошли в молчании. Только ложки стучали об котелок.
— Слушай Теха, а ты-то, почему не с родными? — домучивая свой кусок мяса, спросил Слава — Как ты тут оказался?
— А я к тетке на хутор ходил, — мальчик довольно рыгнул и отвалился от котелка. — Уф, кажется, наелся! Меня мамка на десяток дней к ней отправила — тетке рожать, а я в помощь по хозяйству. Лучше б, конечно, девку… да где ж ее взять, пришлось мне за мелкими смотреть!
— Так может, тебе обратно к тетке вернуться?
— Не-е-е! — Теха облизал ложку и сунул ее в мешок. — Ее там и след простыл. Она как сигнальный
