— Зачем я тебя послал в столицу?
— Учиться, дедушка, — почтительно ответил внук.
— А чем занимаешься ты?
— Учусь. Простите, дедушка, может быть, ещё недостаточно прилежно, но учусь.
— Учишься? — переспросил старик и, подняв голову, строго посмотрел на Кэйдзи. — А зачем ты был с теми, кто посмел освистать американского посла?
— Но, дедушка, — ещё более заволновался внук, поняв, о чем будет идти речь. — Господин американский посол прибыл в университет, чтобы выступить перед, нами, и я пошел послушать его.
— Значит, ты не свистел?
— Нет! — солгал юноша.
— Так!.. А разве ты не ходил по улице вместе с остальными и не орал «Амеко, каэрэ!»?
— Ходил, — поразился внук осведомленности деда. — Вместе с нами на демонстрации были господа преподаватели и даже профессора…
— А ты понимаешь, бездельник, что американцы находятся в нашей стране в силу обязательства, подписанного нашим правительством и одобренного его величеством?
— Знаю, дедушка. Мы потерпели поражение! — твердо ответил внук. — Но…
— Но?.. Ещё «но»? — резко перебил его Тарада. — Ты забыл, щенок, что твой отец был верноподданным его величества, как и все в нашей семье испокон веков!
— Я… — поднял на деда посуровевшие глаза Кэйдзи. — Я сын своего отца и твой внук. Ты же сам ещё недавно называл Америку «мерикен», а американцев рыжими дьяволами. Отец воевал против них, а они продолжают топтать нашу священную землю и презирают нас.
Непривычный к возражениям, старик опешил. «Глуп он ещё или не понимает ничего?» — подумал он и хлопнул сложенным веером по столику. В дверях немедленно появилась невестка с очередной чашкой чая. Упав на колени, она поставила её на столик и бесшумно удалилась. Дед медленно прихлебывал чай, собираясь с мыслями. Кэйдзи не сводил с него напряженного взгляда.
Покончив с чаем, дед снова посмотрел на юношу, несколько раз стукнул веером по колену и немного смягчился.
— В старину говорили: «Одних носят в паланкине, другие носят паланкин, а третьи плетут соломенные туфли для носильщиков». И я, твой дед, хочу, чтобы ты, мой наследник и продолжатель рода Тарады, не носил паланкин и тем более не плел сандалии носильщикам, а сам сидел в паланкине. Понятно?
— Понятно! — с готовностью ответил Кэйдзи. — Но при чем здесь американцы и их базы? Покупатели мяса всегда найдутся, в стране с продуктами трудно…
— Да разве дело в мясе? — раздражённо прервал его Тарада. — Ты когда-нибудь задумывался, почему столбы наших ворот так иссечены и я их не крашу?
— Нет! — удивился Кэйдзи неожиданному повороту разговора.
— Так знай — эти столбы пытались срубить те из деревни, когда бунтовали в восемнадцатом году. Тебя ещё на свете не было. И я оставил столбы такими, чтобы всегда это помнить!
— Вот как? — ещё более удивился внук. — Но всё-таки какая связь между столбами наших ворот и американцами? Не понимаю…
— Ты еще многое не понимаешь, — снисходительно ответил дед. — До войны неприкосновенность столбов охраняла императорская армия, а кто их сохранит после войны? Хорошая лошадь повинуется тени кнута. Такой тенью и если надо, то и кнутом для тех, — показал дед веером в сторону деревни, — являются американцы. И они уже не раз это доказали. Тебе понятно теперь?
Кэйдзи растерянно кивнул головой. Тарада, довольный его растерянностью, развивал свою мысль:
— В правительстве сидят люди поумнее нас с тобой. Чтобы держать толпу, нужна сила, а мы её не имеем. Вот вы, студенты, как мыши, точите столбы, на которых стоит наш дом. А коммунисты пользуются этим. Сначала они будут кричать против американцев, а потом… Кое-где уже и кричат. Читай газеты. А вообще, — улыбнулся краем губ дед, — умные люди делают неплохие дела с этими амеко. Ты слышал о господине Исибаси Сейдзиро? Он нажил миллионы и теперь не Исибаси, а мистер Бриджстоун[35]. Эта фамилия теперь известна всей стране.
Старик улыбнулся и еще благодушнее продолжал:
— Я в душе не люблю янки, но дайте мне такие деньги — и я тоже буду говорить «орай»[36]. Нашу фамилию тоже легко сменить на американскую. Господин полковник Дайн прислал мне пригласительный билет. Сегодня в двенадцать пополудни я поеду на авиабазу. Там соберутся наиболее достойные люди со всей округи. Ты поедешь со мной! — решительно закончил он разговор и вышел из комнаты.
Внук остался сидеть за столом. В голове проносились одна за одной мысли: ясные и противоречивые, решительные и боязливые. И над всем довлело одно: «Значит, деду успели донести. Полиция работает здорово!»
Кэйдзи вспомнил стычку неподалеку от американского штаба в Токио во время демонстрации: темные шеренги полицейских, каких-то людей в штатском, которые непрерывно щелкали фотоаппаратами. Тогда Кэйдзи отделался легко — пинок полицейским ботинком и разбитые очки. А многим пришлось хуже…
Но ведь они, студенты, правильно поступили, они были вместе с народом, а народ нельзя удержать с помощью одного кнута. Об этом говорили умные люди. Дед просто не понимает… В их колонне действительно были профессора, которые любят коммунистов не больше, чем дед. Васеда — дорогой университет и не каждому по карману. Вот у его друга Хамадзи, который на демонстрации шел рядом, отец — владелец фабрики аптечной посуды. А разве дело только в американских базах?..
— Что заскучал, молодой хозяин? — прервал мысли Кэйдзи голос старой няньки, явившейся убрать со стола. — На воздухе-то сейчас так хорошо. Позже будет жарко, — Продолжала она и добавила шепотом: — Ничего, всё обойдется. Старый господин любит тебя.
Юноша поднялся и вышел из дому…
* * *
В доме Эдано готовились к демонстрации. Гости, трое рабочих из Кобэ, старательно рисовавшие лозунги и плакаты, стали свидетелями семейного спора.
Первой, как ни странно, заговорила робкая Намико. Объявив, что завтра ей приказано быть в усадьбе и целый день следить за коровами, она почтительно попросила деда посидеть дома с Сэцуо. Тот категорически отказался.
— Какие еще коровы? — недовольно переспросил Ичиро, помогавший одному из художников.
— Коровы Тарады-сана. Я же у него работаю. Заболела его старшая дочь, завтра она поедет к врачу в Кобэ, — вот мне и придется заменить её.
— К дьяволу всяких коров! — крикнул Ичиро. — Ты пойдешь со всеми к базе. Посмотришь, какая сила там соберется, тогда многое поймешь.
— Но я не могу, я обещала. Простите, что не посоветовалась с вами… — робко запротестовала жена. — Ведь, если не пойти и не подоить вовремя, у коров перегорит молоко, они заболеют.
— Да твои, что ли, эти коровы?
— Всё равно жалко…
— А, дьявол! — снова не удержался Ичиро. — Утром пораньше подои их, а к началу демонстрации непременно приходи.
— Так и сделаю, — согласилась Намико.
Но тут взорвался дед:
— Это как же, внучек, женщина пойдет, а я останусь с мальчонкой? Где же это видано? Ты что же, меня совсем за рухлядь считаешь?
— Но, дедушка…
— И я пойду, — вдруг захныкал Сэцуо.
Ичиро сильно шлепнул сынишку, а потом рассмеялся:
— Ну ладно, демонстранты. Идите все.
