Пробиваясь сквозь толпу, чуть не угодив под стремительно подкатившую полицейскую машину, Ичиро бросился назад к своему дому. У околицы увидел жену. Она бежала к нему, протянув руки. Обхватив мужа и прижавшись к нему, Намико спрятала на его груди заплаканное лицо.
— Ну успокойся, ну хватит, — бормотал он.
— Если бы не вы, я бы… — всхлипывала Намико. — И коровы, наверное, погибли…
— Дались тебе эти коровы, — отстраняя с грубоватой нежностью жену, уже спокойнее проговорил Ичиро. — Что коровы, вся семья погибла, и сам старый Тарада вряд ли жив останется. Пойдем домой!
Они медленно пошли по улице. Ичиро положил руку на плечо жены, и она, подавленная случившимся, не заметила этого нарушения деревенского этикета.
Навстречу им ковылял запыхавшийся Акисада.
— Ну как там? — взволнованно спросил он, вытирая красное, потное лицо. — На этой деревяшке я вечно опаздываю…
— Плохо, беда. Все погибли. Старик, по-моему, тоже не переживет этого.
— Горе какое, — сокрушался Акисада. — Старик — дьявол с ним! Дружил с амеко, вот они его и наказали. А вот остальные, бедняги, при чем? Там же дети были. Моей-то, рябой, повезло, — уже спокойнее продолжал он. — К врачу она уехала в Кобэ.
— Знаю, — подтвердил Ичиро. — Вместо неё в усадьбе должна была остаться Намико, да вот, к счастью…
— У нас ребенок будет, — стесняясь, напомнил Акисада.
— Счастливо получилось, — согласился Ичиро и хлопнул по плечу инвалида. — Теперь-то твоя — единственная наследница. Богачом можешь стать…
— Богачом? — растерялся инвалид.
— Конечно! Сам говорил, что любит тебя. Да и ребенок у вас…
— Извините, — заторопился Акисада. — Мне всё-таки туда надо. Спасибо тебе, Эдано, я ведь мог из- за ноги и не пойти на демонстрацию. И оказался бы среди тех…
— А старика моего не видел?
— В порядке, дома! — уже на ходу крикнул Акисада.
* * *
Дома взволнованная семья продолжала обсуждать происшествие.
— Дела, — сокрушался дед. — Покарали боги род Тарады. И внук его, как нарочно, приехал вчера из Токио. Одна только дура рябая осталась жива.
— При чем здесь боги? — возразил Ичиро. — Оккупанты. От них не отгородишься. Кто может сказать, что такое больше не повторится? Многие это поняли. Вон сколько народу пришло!
— Да… — согласился дед. — Такого у нас ещё не бывало. Придет время — и мы покажем амеко, кто здесь хозяин!
Старик продолжал горячиться.
— Покажем, дедушка, покажем… Но это будет не завтра и не послезавтра…
На следующий день утром приковылял Акисада. Инвалид был угрюм и чем-то расстроен:
— Посоветоваться надо с тобой, Эдано.
— Хорошо. Мне пора идти, по дороге и поговорим.
Они вышли из дома и направились на базу.
— Я слушаю тебя, друг, — сказал Ичиро. — Только сразу предупреждаю — приказчиком к тебе не пойду, — пошутил он.
— Каким приказчиком? — остановился инвалид.
— Ты же можешь стать помещиком, и тебе будут нужны доверенные люди.
— Какой к дьяволу помещик! — горько проговорил Акисада. — Сам без дела остался, как жить, не знаю.
— Это как же понимать?
— Да вот так. Вернулась моя рябая к вечеру, ну поревела, конечно. Я около неё, успокаиваю… Совсем темно стало. Говорю: «Пойдем у кого-нибудь переночуем». А она мне вдруг прямо: «Вы больше не нужны, Акисада-сан. Охранять в усадьбе нечего, а переночую я у господина старосты». Вот как…
— А любовь? А ребенок? — удивился Ичиро.
— Любовь? — криво усмехнулся инвалид. — Это было раньше, а теперь она хозяйка, помещица… Теперь она любого мужа подыщет. Деньги и рябое лицо сделают красивым. А насчет ребенка сказала, что его не будет, не нужен он ей от меня…
— Ну, а ты?
— Что я? Дал ей пару раз по морде и ушел.
— Д-да? Не вышел, значит, из тебя помещик. Плюнь ты на неё, раз так получилось, — попытался успокоить товарища Ичиро. — Живи пока у нас. Посоветуюсь с друзьями, может, что-нибудь придумаем. Одному тебе сейчас, конечно, трудно.
Катастрофа огорчила полковника Дайна. Операция «Восходящее солнце» была явно смазана этим происшествием и демонстрацией, которую устроило население около базы. Он проклинал начальство, заставившее его заниматься ненужными, по его мнению, делами, плевался, вспоминая неблагодарных японцев.
По приказу полковника нисей — сотрудник штаба — сделал ему обзор утренних газет с переводами ответов об операции «Восходящее солнце». Первая же статья была горькой пилюлей. Обходя рогатки цензуры, газета писала:
«Блестящая операция по укреплению взаимопонимания! Демонстрация мощи американских вооруженных сил, устроенная на базе, была великолепной и дала потрясающие результаты. Наиболее уважаемые лица, приглашенные в качестве гостей, стали свидетелями необычайной находчивости и мастерства американских пилотов. Один из них продемонстрировал, как пилоты США могут катапультироваться и пользоваться парашютами. Оставленный летчиком самолет с блестящим мастерством был направлен в сторону от населенных пунктов и упал всего лишь на усадьбу Тарады-сана. Покойный был в числе почетных гостей. К счастью, в семье осталась наследница — старшая дочь господина Тарады. Если бы не мастерство пилота, самолет мог бы упасть на деревню Итамура — и тогда жертв было бы гораздо больше. Собравшиеся вокруг базы жители окрестных сел искренне и горячо пожелали американским военным благополучного возвращения домой».
Остальные заметки были в таком же духе. Дайн скомкал переводы и выбросил в корзинку. Он сел было писать донесение, но передумал. О таких вещах нужно докладывать лично, предварительно разузнав настроение начальства. Чертыхаясь, полковник приказал подать машину.
Постепенно операция «Восходящее солнце» стала забываться, и, отсидев неделю на гауптвахте, лейтенант Майлз, ничуть не огорченный, снова появился в офицерском клубе. Влиятельный отец сыграл свою роль, и полковник Дайн, несмотря на свою неприязнь к лейтенанту, не решился что-либо ещё предпринять против него.
Но если происшествие в Итамуре было быстро забыто на страницах газет, то его след оказался более глубоким в памяти крестьян многочисленных деревушек, разбросанных вокруг авиабазы. Здесь, на демонстрации, они увидели, что их много, что они сила, которая только начинает понимать свои возможности. Что впервые за многие годы они выступили вместе с рабочими. Пусть последних было немного, но они стояли плечо к плечу с крестьянами, вместе выкрикивали антиамериканские лозунги, вместе отражали натиск полиции. А ведь, казалось бы, что за дело рабочим Кобэ до их крестьянских нужд, до их бед?
Рябая, как прозвали в Итамуре наследницу Тарады, стала отстраивать усадьбу. Оказалось, что сгоревшие постройки хорошо застрахованы, и наследница решила: новое поместье будет лучше прежнего.
