формах, никогда не видавших сражений, все доспехи мирной армии, так разительно отличавшиеся от атрибутов военного времени, уже второй раз за эту ночь невольно вернули Нэвила к событиям при Бадайосе. К нему пришли воспоминания и ночные кошмары, в которых он провел восемь лет, пытаясь забыться в вине и в разгульной жизни.
То, что произошло в девять часов 6 апреля 1812 года, и последующие события были высечены в его памяти, как в камне. Он снова видел людей, которым было приказано первыми штурмовать крепость, и которые были обнаружены незадолго до часа «Ч» при свете горящего зажигательного снаряда, сброшенного с крепостного вала. Перед его внутренним взором оживали длинные цепочки красных мундиров, стремившиеся вперед как потоки горящей лавы, в грохоте сотен снарядов, летящих в них и разрывающих их на части при свете зажигательных ядер, обращающих ночь в день.
К нему снова вернулись его последние воспоминания: подкосились ноги… он упал в ров, заполненный мертвыми. Их топтали их же товарищи, стремившиеся отомстить за павших, ворваться в проломы в стенах, захватить город, выиграть бой и победить в сражении. Потом наступила темнота, принесшая избавление потеря сознания. Но ему так и не суждено было излечить физические и душевные раны.
Колби не могла отвести глаз от Нэвила, мрачного и не замечающего никого вокруг себя. Не отдавая себе отчета, она инстинктивно придвинулась к нему.
— Вы, кажется, были далеко? Он не сразу повернулся к ней.
— Далеко.
Колби видела, как он содрогнулся, и почувствовала необъяснимое влечение к нему. Она протянула руку, чтобы дотронуться до него, но он отвернулся, полностью отгородившись от нее, словно закрывая дверь.
Глава 19
— В самом деле, Колби, ты могла бы выбрать себе свадебное платье побогаче этого, — презрительно фыркнула леди Мэннеринг, со всех сторон оглядывая дочь. — Ты владеешь всеми деньгами на свете, моя девочка. Нужно показать это.
— Оставь ее в покое. Она прекрасно выглядит, — вмешалась Сильвия Рэйнрайтер, восхищаясь своей племянницей в простом ниспадающем атласном платье, без всяких украшений. — Дай тебе волю, она выглядела бы, как новогодняя елка.
Колби стояла молча, не вступая в споры. Она помнила состояние Нэвила прошлым вечером. По дороге домой с бала девушка попыталась разговорить его.
— Я не имею привычки объясняться, — коротко сказал он. — И не верю в личное доверие между мужчиной и женщиной.
Колби отодвинулась в свой угол экипажа, и остаток пути прошел в горестном молчании.
Но теперь, ожидая, пока служанка закончит причесывать ее и Лир проводит их в церковь, она не могла сдержать любопытства. Она не была уверена, понравилось ли ей это, когда она поняла, что Нэвил Браунинг оказался не таким уж однобоким человеком, за какого она с сомнениями согласилась выйти замуж. В нем обнаруживалась непредвиденная глубина и человечность, которые нельзя было так просто забыть в ее дальнейших взаимоотношениях с ним.
Вскоре Колби отвлек приезд Джона Лира. Он приехал в Броули накануне, чтобы сопровождать семью в Лондон. Леди Мэннеринг не замечала его, как говорила Колби тетя Сильвия, ведь он был всего лишь секретарь, почти слуга лорда Браунинга.
— Как только мистер Лир сказал, что он сын приходского священника, живущего в поместье Браунингов в Корнуолле, твоя мать перестала обращать на него внимание, — объяснила мисс Рэйнрайтер. — Филлиде всегда был не чужд снобизм, а твой брак с лордом Нэвилом вознес ее на седьмое небо. Ты должна поговорить с ней.
Колби собиралась сделать это, однако в данный момент ее занимали другие вещи, главной из которых была коробочка от ювелира, которую ей привез Лир. Она открыла ее, и у нее перехватило дыхание. Там лежали диадема и колье из огромных бриллиантов, сверкавших, как звезды в безлунном небе.
— Его светлость просит, чтобы вы надели это сегодня, — сказал Лир, смущаясь от данного ему поручения. — Это семейные бриллианты Браунингов, и обычно их надевают в подобных случаях.
— Я не возьму их, Джон. — Колби решительно закрыла коробочку и протянула ее секретарю.
— Вы должны это сделать, Колби.
Мисс Рэйнрайтер, единственная свидетельница этой сцены, могла только догадываться о причинах отказа Колби.
— Колби, я хотела бы поговорить с тобой в соседней комнате, — сказала пожилая леди повелительным тоном, который заставил ее племянницу вздрогнуть.
— Что происходит между тобой и этим молодым человеком и что это за история с бриллиантами? — спросила мисс Рэйнрайтер. От ее обычной сдержанности не осталось и следа.
— Джон Лир — мой единственный друг в Лондоне, который понимает причины, заставившие меня выйти замуж за Браунинга, — сказала Колби, радуясь возможности открыть правду.
— У тебя до сих пор не возникло даже малейшей привязанности к Нэвилу? — удивилась тетя.
— Он отвратителен мне, а я ему.
— Нет, Колби! — вскричала мисс Рэйнрайтер. — Ты не можешь выйти за него. Я не позволю тебе жертвовать собой.
— Не могу? — Колби не выдержала и опустилась на стул, закрыв лицо руками.
Сильвия опустилась рядом на ковер и прижалась к ней.
— Я подозревала это с самого начала. Услышав эти слова, Колби встала.
— Извини меня. Я была не права. Я была не права и по поводу драгоценностей.
Тетя смотрела, как Колби стояла, вытирая слезы.
— Пойдем, мы опоздаем.
Взяв Сильвию под руку, Колби вернулась в гостиную.
— Джон, помогите мне надеть драгоценности.
Косой дождь, поливавший Лондон в то утро, ненадолго перестал, и этой паузы было достаточно для того, чтобы Джон Лир успел проводить Колби до дверей церкви. Капитан Мэйтлэнд, выполнявший роль посаженного отца Колби, степенно провел ее по боковому нефу храма, где несколько гостей ждали на передних скамьях.
Угнетенная чудовищностью того, что ей предстояло, Колби прятала взгляд, не зная, что Нэвил смотрит на нее новыми глазами. Неброская элегантность ее одеяния, стройная фигура, которая, казалось, плыла, опираясь на руку Мэйтлэнда, волновали его больше, чем он хотел.
Всего за несколько мгновений до того, как появилась Колби, Нэвил думал о Грэйсии Альварес, темноволосой, темноглазой португальской красавице, с которой он был помолвлен за несколько месяцев до Бадайоса. Он любил ее всем сердцем, сгорая от любви до того дня, когда вернулся из последнего армейского госпиталя, вернулся к ней изможденным и разбитым, его тело и душа были покрыты шрамами от боли и ужасов, которые он пережил. Грэйсия в страхе отпрянула, когда он прикоснулся к ней. Когда-то она сама бросилась в его объятия и в его постель, пока он был здоровым, необыкновенно красивым экспедитором британской армии. Безумная страсть заставила ее забыть о монастырском воспитании, а его — об офицерской чести. Но это было другое время и другой мир, напомнил он себе.
Возвращение к действительности и появление Колби, воздушной и прекрасной, рассеяли горькие воспоминания о Грэйсии. Чувство надежды, так долго отсутствовавшее в его жизни, такое неожиданное и удивительное, заставило его взглянуть на свою невесту другими глазами.
Тарн Мэйтлэнд подвел Колби к алтарю и занял свое место шафера рядом с Нэвилом. Ритуал был быстро закончен; Нэвил поднял вуаль Колби и поцеловал ее. Это был целомудренный поцелуй, но Колби отступила, потрясенная прикосновением его губ, которое не было ей неприятно.
