глупости.
А затем я осмотрел Сьюзи и забыл обо всем, кроме нее. Ее кожа была изодрана и покрыта кровью, а голова низко опущена. Только свиноголовые удерживали ее вертикально. Кровь, не прекращая, капала с ее разбитого лица. Они действительно ее уделали, потому что Сьюзи Стрелок никогда не прекращала бороться, пока в ней оставалась хоть капля сил. А сейчас она висела между свиноголовыми как окровавленная тряпичная кукла, и не отвечала, когда я звал ее по имени. Марселлус и Ливия смеялись надо мной, и Двор тоже смеялся на разные голоса. Я как безумный боролся с держащими меня руками, но их было слишком много, а моя голова слишком повреждена для достаточной концентрации, чтобы сработали мои обычные уловки. Я не мог даже залезть в карманы пальто.
Они били меня еще какое-то время, просто потому, что была возможность, а я попытался не кричать. Но, конечно, я кричал. Потом я тупо понял, что они прекратили, а Герни обращается ко мне. Я поднял голову и впился в него глазами.
— Сын Лилит, — голос Герни был жирным и злорадным. — Ты даже не представляешь, насколько все мы рады, что ты здесь. Рядом с нами, в нашей власти. Нет имени более ненавистного для нас, чем Лилит, которая создала Темную Сторону во имя абсолютной свободы, а потом объявила нас вне закона. Потому что мы дикие и любим ломать то, с чем играем. Потому что мы в силах уничтожить город и искоренить ее любимую человеческую цивилизацию. Есть город, и есть дикие места, и победит только кто-то один. Мы всегда знали это. Лилит предложила свободу для всех, но только на ее условиях. И только мы были достаточно мудры, чтобы видеть в этом противоречие, поэтому только мы и были высланы. Лилит сделала нас прошлым, вещью, мимо которой прошли и забыли, и мы отомстим за это.
— Все это — новость для меня, — ответил я так ясно, как мог. — Но мы с матерью никогда долго не беседовали. Что ты хочешь от меня, Герни?
— Причиняя боль тебе, причинить этим боль Лилит, — ответил Герни. — Ты станешь дичью в нашей Дикой Охоте, а мы будем преследовать и гнать тебя по всем диким лесам, раня и убивая по дюйму, загоняя, пока ты не сможешь двигаться дальше. А когда ты станешь унижаться и просить о милости — разделаем на части. Только твою голову нужно оставить неповрежденной, чтобы мы могли послать ее твоей матери, как признание нашего к ней отношения.
— Она не знает меня, — сказал я. — И моя смерть для нее ничего не будет значить.
Герни смеялся, и монстры его Двора смеялись вместе с ним.
— Это все касается меня, — сказал я. — Женщина для этого вам не нужна. Позволь ей уйти… и я обещаю, у вас будет лучшая гонка, чем когда-либо.
— Думаю, что нет, — небрежно ответил Герни. — Она — твоя женщина, и если больно ей, больно и тебе. Поэтому она бежит первой. И когда ты увидишь те ужасы, которые мы с ней сделаем, это даст тебе причину бежать быстрее.
— Знаешь, — сказал Сьюзи, поднимая разбитое лицо, — в гробу я видела каждого, кто скажет, что я — женщина Тэйлора.
Ее локоть выстрелил назад, прямо в живот свиноголового, и тот отлетел с громким визгом. Она сбросила державшие ее руки и пнула свиноголового прямо по яйцам, фактически оторвав его от земли. Он сложился и беззвучно рухнул на землю. Схватила второго за голову, она провернула ее вокруг, пока шея громко не хрустнула. Отбросив тело в сторону, и устремилась к Герни, сидящему на Троне. Свиноголовые роились вокруг, пытаясь задавить одной только численностью, но она была высокой, гордой, сильной и не поддавалась. Ее горящий пристальный взгляд прилип к Герни, и шаг за шагом она пробивалась к нему. Я отчаянно сражался с держащими меня руками, но я никогда не был столь же силен, как Сьюзи Стрелок. И я никогда еще так не гордился ей, видя, как она борется против такого перевеса в силах и отказывается падать. А потом вперед вышел гигантский Хоб В Цепях, и одна из его длинных железных цепей метнулась вперед, чтобы обвиться вокруг горла Сьюзи. Холодные звенья безжалостно натянулись, выбивая из нее дыхание и силу, пока, наконец, она не упала на колени, а свиноголовые вновь не взяли ее под контроль.
— Нам действительно пора уезжать, лорд Герни, — немного нервничая, сказал Марселлус. — Мы принесли вам великий дар и в замен просим лишь простое благо.
— Вы застали меня в настроении давать, — лениво сказал Герни. — Чего вы хотите?
— Власти, — сказали Ливия, ее голос был холоден, мертв и порочен. — Власти отомстить нашим врагам, посеять страх и страдания среди тех, кто унижал нас. Превратите нас в Сущности Власти, лорд Герни, что мы могли бы присоединиться к Вашему Двору, и охотиться на Человека, как вы это делаете.
— Вы оба этого хотите? — спросил Герни.
— Оба, — ответил Марселлус, его голос дрожал от нетерпения. — Дайте нам Власть, что мы никогда не разлучались, и мы будем видеть, что все страдают, как страдали мы.
— Да будет так, как вы пожелали, — сказал Герни, и презрительное звучание его голоса должно было насторожить их. Конечно, что-то они чувствовали, при всех их глупых широких усмешках, и двигались, прикрывая друг друга. Герни улыбнулся этому. — Вы будете Властью, вместе навсегда, моим проклятием, спущенным на Человечество и город под названием Темная Сторона.
Он рассмеялся, и вновь его целый чудовищный Двор смеялся вместе с ним, ужасными адскими звуками. Герни сделал резкий жест, и Марселлус с Ливией схлопнулись вместе. Они оба вскрикнули, когда их тела сжимались так, что трещали и ломались ребра. Их плоть зашевелилась и стала жидкой, сливаясь и смешиваясь вместе. Их лица перетекали друг в друга. К этому времени они кричали уже единым ужасным голосом. И очень скоро перед лесным богом стояло единое существо, которым они стали, — размером с двух человек, с выступающими костями и слишком большим количеством суставов, с ужасным безумным пристальным взглядом, горящим в его единственном наборе глаз. Существо попыталось говорить своим единственным ртом, но из-за шока не могло этого сделать и, поэтому, лишь жалобно мяукало и выло. Оно упало вперед на четыре конечности, неспособное удерживать равновесие в единой форме, вновь и вновь тряся бесформенной головой.
— Ступайте и будьте чумой в городе, называемом Темной Стороной, — сказал Герни. — Все, кто страдает, должны притягиваться к вам, и в их боли найдете вы Силу и Власть, которой жаждете. Боль, ужас и отчаяние сделают вас сильными, а страдание, которое вы вызовите, в свою очередь будет вашей местью бесчувственному миру. И по воле моей, вы никогда не будете снова разделены. В конце концов, именно этого вы и хотели.
Он опустился на Трон и высокомерно размахивал руками, а создания его Двора изгнали новорожденную Силу с прогалины. Она по-звериному, на четвереньках, поскреблась прочь, воя и визжа как безумная, ее долгое мучение только начиналось. И из всех присутствовавших только я знал, что однажды его назовут Плакальщиком, ангелом страдания, а я стану тем, кто уничтожит его.
Время очень любит двигаться по кругу.
Хоб В Цепях внезапно шагнул вперед, и все глаза немедленно устремились на него. Он жестоко дернул цепь, выдергивая Сьюзи вперед, чтобы поставить на колени перед Герни. К этому времени из нее полностью выбили бойцовский дух. Герни глубокомысленно посмотрел на гиганта с кабаньей головой и кивком разрешил ему говорить.
— Для Охоты у нас есть эта женщина, — сказал Хоб В Цепях. Его голос состоял из ворчания и визга, лишь чары Дедушки Время позволяли мне его понять, но, тем не менее, голос его звучал резко и дико — голос того, кто никогда не должен был учиться говорить. — Давайте отдадим сына Лилит. Вернем его ей. Кто знает, что она могла бы дать нам взамен? Чтобы избавить его от мучений и смерти.
Повсюду раздались одобрительные лай и вопли, но большая часть Двора молчала, ожидая ответа Герни. А лесной бог уже качал своей огромной косматой головой.
— Лилит слишком горда, чтобы уступить кому-то, даже из-за собственной плоти и крови. Она никогда не бросит ни унции власти, независимо от того, чем мы будем угрожать ее сыну. Она скорее убьет его сама, чтобы не дать использовать его против себя. Нет, все, что нам остается, — это возможность причинить ей боль, разрушая то, что принадлежит ей. Показать наше презрение к ее городу и ее ограничениям. Шанс доказать — что бы они ни делала, мы можем это разрушить, как однажды мы сотрем с лица земли ее проклятый город.
— Я бы правда не рассчитывал на то, что она расстроится, — сказал я так рассудительно, как только мог. — Я из будущего. За много веков от этого времени. Она даже не знает о моем существовании.
