– Делаю разрез. Расширитель, зажим.
– Держи.
– А знаешь, кто первым в мире придумал биопсию? Друиды. Они еще в древности по внутренностям гадали.
Григорию Панченко шутка понравилась. Все же врачи и биологи – самые циничные люди на свете. Да еще – журналисты. Потому что мы знаем, как все выглядит в истинном свете, без лживых прикрас цивилизации. Люди в большинстве своем остаются кровожадными скотами. Но не нам об этом судить. Мы можем только спасать их, сострадать, потому как, не испытывая чувство сострадания, нечего надевать белый халат. Но вот определенные выводы о людях мы делать можем. Да и сами мы не лучше других, просто работа такая…
Перчатки все в крови. Зеленый операционный халат тоже весь в крови. Маска в крови. Печень, почки, сердце, железы внутренней секреции раскрывают свои тайны. Панченко, как более сведущий в биохимии и анализах, выполняет тесты. Смотрим, как различные органы и ткани реагируют на раствор серебра.
Тревожный писк кардиомонитора нарушил установившийся ритм нашей необычной операции. Вампиры исключительно живучи. Однако сочетание массивной кровопотери, отравления серебром и болевого шока может доконать любого.
– Черт! Давление падает. Пульс – тридцать ударов. Сатурация легких[32] падает, – по монитору плясали изломанные линии, не имеющие ничего общего с нормальными зубцами Q, R, S и прочими. – Развивается наджелудочковая тахикардия, сейчас сердце станет.
– Интубируем. Подключаем к ИВЛ[33].
– Адреналин зашарашить можно?
– Да, в принципе, анализы все сделаны… Давай инъекцию в сердце, а то этот упырь еще ласты склеит. И поставь ему физраствор частыми каплями.
Я взял шприц с длинной иглой и вонзил его прямо в сердце. Адреналиновая инъекция запустила угасающий сердечный ритм.
– Кажется, ритм восстанавливается.
– «Кажется, дождик начинается»… – передразнил я Панченко. – Вскрываем череп.
Я сделал круговой надрез скальпелем по линии скальпа и откинул кожу. Дисковая электропила вгрызлась в кости черепа. И вот она – розоватая поверхность головного мозга с извилинами, делающими нас умными. Ультратонкая, диаметром чуть больше человеческого волоса, игла вонзается в нежную, однако лишенную болевых рецепторов, «умную» мякоть. Однако действовать приходилось осторожно: если задеть нижележащие отделы головного мозга, то будут повреждены центры дыхания и сердцебиения в продолговатом мозгу. А тогда нашему упырьку уже не стать «маленьким кровяным заводиком» для Киры.
– Все, вводим раствор серебра частыми каплями. Гриша, готовь кровь.
– Понял.
Мы с ассистентом решили немного обмануть матушку-природу. Крови из упыря нацедить много не получится. Поэтому часть ее объема мы ему перельем: подкормим вампира, а заодно и дадим ему возможность изменить эту кровь и превратить ее в вакцину. Ждем некоторое время, а потом качаем ее на плазму и отделяем эритроциты – они нам понадобятся.
Мы потеряли счет времени. Кровь – вот что нас интересовало. С древних времен она символизировала жизнь, а сейчас она и была жизнью. Операция была завершена, и я сам наложил швы вампиру. Он нам еще нужен.
– Что там?
– Реакция на аргентум препаратов биопсии такая, как ты и предсказывал. Анализы показывают постепенное «исправление» патологического прионного белка в нормальные молекулы. Идет обратный процесс… Но, конечно же, лучше подождать и запустить еще одну серию анализов.
– Нет времени.
– Знаю. А что с упырем?
– Он – отработанный материал. Я сам им займусь.
– Пей, сука! – я выразительно ткнул кровососа в морду дулом «Пустынного Орла». Видимо, мощный пистолет в моей руке произвел на кровопийцу сильное впечатление.
Панченко вколол вампиру противоядие от парализующего средства, и теперь кровосос «ловил отходняки» от адской операции. Ничего, пусть выпьет водки – заслужил. Напоследок… Тот, судорожно глотая и кривясь, выхлебал поднесенный стакан aqua vita. Вампирам неприятен алкоголь, но весомый аргумент в моей руке был сильнее отвращения к спиртному.
– Вот, молодец! – я проткнул иглой резиновую пробку, набрал в шприц мутноватую жидкость из стеклянного флакона и вкатил упырю в вену.
– Что это? – скрипнул клыками тот.
– Нитрат серебра, – коротко ответил я. – Пройдет восемь-десять часов, и спирт под действием фермента алкогольдегидрогеназы превратится в уксусный альдегид, а он, в свою очередь, прореагирует с нитратом серебра. В результате металлический аргентум выделится прямо в ткани организма, – любезно пояснил я. – Без вариантов. Asta la Vista! Ну, нравится мне «Терминатор»!
Теперь нужно было спасать Киру.
Глава 18
Patere ut salveris
Во времена Средневековья, когда учение о хирургии только зарождалось, а о строении человеческого тела, антисептике и физиологии не было известно почти ничего, хирургические инструменты, больше похожие на пыточные, украшал девиз «Patere ut salveris» – «Терпи, чтобы спастись». Для меня в случае с Кирой со времен самого темного Средневековья ничего не изменилось. Пациентке терпеть было легче, чем врачу, – несмотря на все ее страдания.
В последнее время Кира почти постоянно находилась в беспамятстве, которое грозило перейти в летаргию. И тогда – все.
Пока организм пытался противостоять страшной, калечащей не только тело, но и душу трансформации. Естественно, что без помощи специальных препаратов, многие из которых были просто уникальны, все уже давно бы закончилось. Сейчас по прозрачным трубкам в ее вены капал целый «коктейль» фармакологических элементов, препятствующий одним процессам и избирательно стимулирующий другие. Это был мой стратегический запас лекарств «на черный день», и день этот, похоже, наступал с неотвратимостью вражеского танка, приближающегося к твоему окопу.
Я вколол стимулятор в мембрану капельницы. Это даст возможность привести ее в чувство на некоторое время.
– Игорь? – глаза девушки открылись. Лицо Киры исказило страдание, но пока это были только душевные муки. – Пристрели меня, как хотел вначале… Я… больше… не могу… терпеть…
– Спокойно, девочка, patere ut salveris. Все будет хорошо, мы получили вакцину, я знаю, как происходит заражение. Знаю, что нужно делать.
Кира слушала молча.
– Послушай, солнышко, доверься мне. Я не говорю, что будет легко, – наоборот. Тебе будет больно, очень больно, ты можешь умереть. Но – можешь стать человеком! Ты согласна пройти через это, чтобы снова стать человеком?
– Да.
– Вот умница… И еще, – я заглянул в зеленые глаза девушки. – Кира, если что-то пойдет не так, напрасно мучиться ты не будешь. Обещаю.
Она молча сжала мою руку холодными пальцами.
Мы все зашли слишком далеко, и сейчас, когда надежды практически не было, любой, даже самый варварский эксперимент становился оправданным и с научной точки зрения, и с этической. В конце концов, Клавдий Гален открыл роль сердца в кровообращении именно благодаря тому, что наживую вскрывал смертельно раненных гладиаторов… Херовое, четно говоря, оправдание, но другого не было.
Вдвоем с Панченко мы перенесли девушку на операционный стол, на котором совсем недавно корчился
