– Гриша, промокни мне пот!.. – стерильная салфетка на корнцанге ткнулась в мой холодный лоб.
– Время?
– Полторы минуты…
Черт! Долго копаюсь. Зубчатую мышцу, проходящую по средней ключичной линии, я решил вообще не трогать. Мне некогда было расслаивать тупым способом межреберные мышцы, поэтому я просто рассек их скальпелем. Ребро было сломано – хорошо же мы с Панченко делали непрямой массаж! От души!
У врачей-реаниматологов есть такая поговорка: «Если делали непрямой, и все ребра остались целыми, значит – плохо качали».
Я перекусил ребро кусачками, потом проволокой стянем…
– Гриша, реберный расширитель.
– Вот.
Я убрал ребро. И вот оно – сердце Киры лежало обнаженное в грудине. Неподвижное. По обе стороны от него под тонкой пленкой плевры мерно вздымались легкие, подключенные к аппарату искусственной вентиляции.
Положив большой палец на желудочек, я завел ладонь под замершее сердце и сжал, выталкивая кровь в аорту. И начал ритмично сжимать и разжимать его, считая про себя и контролируя ритм в пределах сорока – шестидесяти ударов в минуту. Еще не все потеряно, Кира, девочка моя! Ладонью я чувствовал слабое сопротивление сердечной мышцы, значит – тонус еще был.
– Время?
– Минута с начала прямого массажа.
Я продолжал сжимать и разжимать ладонь. Ну же… Давай! Бейся!
– Полторы минуты.
Сжимаемаемые моей рукой желудочки выталкивали кровь в аорту. Но сердце упрямо не желало «запускаться».
– Две минуты.
– Заткнись! – стоп, не время для эмоций. – Гриша, промокни мне лоб.
– Хорошо.
Две минуты двадцать секунд – это я сам уже сосчитал. Я продолжал упрямо массировать сердце Киры. Кровь все так же продолжала выплескиваться в большой круг кровообращения.
Система искусственной вентиляции легких поддерживала жизнь девушки. Хорошо, что Кира была заинтубирована. Сейчас от кислородной недостаточности начинал развиваться ацидоз, и жидкость в легких вспенивалась от кислой реакции среды. Без интубации и ИВЛ было просто не обойтись.
Три минуты – ну, давай же! Кира, живи!!! Четыре минуты. И вдруг сердце девушки едва заметно затрепетало под моими пальцами! Сердце заработало. Заработало!!! Я победил, мы с ней победили. И теперь я чувствовал не только радость, но и какую-то внутреннюю опустошенность. Со мной так бывает: после огромного нервного напряжения, когда отдаешь все силы ради одной-единственной цели. Одной- единственной…
– Адреналин, один кубик, – почти шепотом, словно боясь спугнуть трепет юного сердца Киры, попросил я. Ассистент подал мне шприц. Тонкая игла погрузилась в левый желудочек сердца. Нужно ему помочь. Чуть-чуть тонизировать.
Убедившись, что нормальный сердечный ритм восстановлен, я успокоился окончательно. Операцию заканчивал уже чисто машинально. Снял реберный расширитель. Соединил специальной титановой проволокой разрубленное кусачками ребро. Ушил мышцы. Наложил швы на кожу.
Сменил уже почти опустевший пакет с физраствором и флакон с коллоидной суспензией серебра.
Операция была завершена. Кира спала глубоким наркотическим сном, я несколько раз открывал баллон с фентанилом, периодически добавляя дозу.
Да и лекарство, похоже, действовало. Судороги прекратились, сердечный ритм тоже нормализовался. Я взял кровь из вены девушки и передал набор одноразовых пробирок своему ассистенту.
– Гриша, кровь на биохимию, гистологию, антитела. В общем, на всю возможную хрень! И еще… Спасибо тебе большое, ассистент.
– Да не за что. С тобой интересно работать, хоть ты и зануда изрядный.
– Ладно тебе…
Странно, пока мы боролись за жизнь и за бессмертную
Для меня разборка-сборка и чистка механизмов для убиения себе и не только себе подобных было чем- то сродни медитации. Недаром при посвящении в рыцари неофит проводил ночь в бдении над оружием. А самураи часами созерцали смертоносный изогнутый клинок собственного катана.
Сначала я занялся «Пустынным Орлом». Массивный пистолет, как всегда, внушал уверенность одним только своим видом. Завершив чистку и смазку, я вогнал в широкую рукоятку удлиненную десятизарядную обойму и щелкнул предохранителем.
Теперь нужно было уважить и другого стального хищника. Не торопясь, я разобрал его.
Детали «Гепарда» лежат на чистой ткани, масляно поблескивая оружейной смазкой. Я начал с чистки ствола. Отложив в сторону шомпол, полюбовался на просвет спирально закручивающимися полигональными линиями нарезов. Занялся затвором и ствольной коробкой, блоком ударно-спускового механизма. Все в порядке – оружие тщательнейшим образом вычищено от порохового нагара и смазано. Одна за другой ставятся на свои штатные места детали: газоотводная трубка, поршень, возвратная пружина, затвор. Руки, казалось, сами знали, что и куда устанавливать, где подтянуть, как повернуть, защелкнуть. Все просто и логично. Запахи оружейной смазки и металла успокаивают.
Закончив сборку пистолета-пулемета, я установил наверху ствольной коробки коллиматорный прицел, а под цевье – модуль с малогабаритным, но мощным тактическим фонарем и лазерным целеуказателем. Навинтил на ствол массивную трубку глушителя. Вставил длинный, на четыре десятка патронов, магазин в приемную горловину, дослал до щелчка. Сложил набок приклад. Все.
«Гепард» снова был готов вцепиться серебряными клыками пуль в смертельного врага.
За всеми этими манипуляциями мне пришла сравнительно простая, но тем не менее парадоксальная мысль. Ведь, если вдуматься, врачевание и убийство – это два противоположных аспекта единого целого. Дарование и отнятие жизни – и в обоих случаях важно только спокойствие и даже некоторая отстраненность. Конечно, выполняя приемы экстренной реанимации, или в горячке боя ярость и другие сильные эмоции способны мобилизовать. Однако и в хирургии, и в обращении с оружием требуются весьма специфические навыки и человеческие качества. Хладнокровие, трезвый расчет, большая практика.
Это необходимо и для хирурга со стерильным скальпелем, и для бойца с автоматическим пистолетом.
Последняя осознанная мысль погасла в моем сознании. Щелчок, с которым я поставил «Гепард» на предохранитель, оказался тем «тумблером», что «выключил» и меня.
Глава 19
Возвращение к жизни
Голова не болела, а вот щека – наоборот. Блин! Я так и заснул, уткнувшись лицом в ствольную коробку пистолета-пулемета. Хорошо, хоть носом предохранитель не сдвинул, когда ворочался во сне. Я отложил «Гепард» в сторону и принялся наводить на столе некое подобие порядка.
Из кухни высунулась взлохмаченная голова Панченко. Елки… Никак не привыкну видеть его без бороды.
– Ты храпел так, что и Киру умудрился разбудить.
– Как она?
– Нормально, пришла в себя.
– Что с анализами?
– Ну-у… Утверждать что-либо пока еще рано.
– Дай мне пробу свежей крови, нужно сделать еще один тест.
