– Тут и секунды не оставят в покое, – вскричал промокший с ног до головы парижанин. – Если так будет продолжаться, я пошлю жалобу мировому судье.
Оставив насос и снова взявшись за карабин, Фрике присоединился к товарищам, которые второпях перезаряжали оружие. Андре собирался уже было отдать команду возобновить огонь. Но радостный крик Фрике – скорее даже вопль – остановил его.
– Спасены!.. Мы спасены!.. Нас не убьют и жаркое из нас не сделают! Топиться тоже не придется.
– Что это на тебя нашло? – удивленно спросил Пьер.
В это мгновение из-из борта показалась голова одного из пиратов, и Легаль метким выстрелом срезал непрошенного гостя. А дело было в том, что от внимательного взора Фрике ничего не ускользало. Он вспомнил о фитиле, который смастерил сэр Паркер, и, взглянув на него, увидел, как дым отклонился немного в сторону. Через некоторое время уже все почувствовали легкий ветерок, и наконец поднялся бриз. Паруса медленно раздулись, мачты заскрипели. В довершение всего начинался отлив. Вода заволновалась, судно вздрогнуло и сошло с мели.
Малайцы, видя, что добыча уходит из рук, изрыгали проклятия, но бриз крепчал, и «Конкордия» стала для них недосягаема.
Пожар только что стих. Необходимо было поработать насосом – смыть грязь, оставшуюся после боя. Прежде чем развернуть яхту, штурвальный обратился к сэру Паркеру, вновь превратившемуся в капитана, с вопросом, в каком направлении следует плыть.
– Направление – это полдела. Видите ли, друзья мои, по-моему, на яхте повреждена паровая машина. На парусах мы далеко не уйдем, да и времени понадобится много. Механика на борту нет, и я ума не приложу, как поступить…
В это мгновение раздался крик Легаля.
– Матрос!
– Пьер? – отозвался Фрике.
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы завести машину и привести в порядок механизмы, если учитывать, что у нас нет ни крошки угля?
– Думается, около часа, – ответил парижанин. Затем, обернувшись к сэру Паркеру, почтительно поинтересовался: – Не позволите ли мне произвести маленький осмотр? Я мог бы без труда запустить винт.
– Вы? – удивился капитан.
– Да, месье, но только при непременной свободе действий, одного-двух бочонков гудрона, бутылки спирта, пилы и топора.
– Все это к вашим услугам.
– Ну, тогда за дело!
Фрике быстро повернулся на каблуках, подошел к Пьеру, и оба с таким видом, как будто корабельные неполадки для них плевое дело, принялись выискивать необходимые для работы инструменты.
– Господи! Да это просто, как дважды два. Пила, топор, немного гудрона – и дело сделано, – приговаривал паренек, роясь в ящике плотника.
– Черт побери! И жарко же будет сейчас в кочегарке.
– Ничего страшного. Мы запасемся пляжным зонтиком и веером.
Оба друга дружно расхохотались.
– Этот молодой человек, – говорил тем временем сэр Паркер Андре и доктору, который с заинтересованностью истинного антрополога[188] разглядывал отрубленную голову малайца, – удивительное создание. Какие ловкость и сноровка! А сколько у него сил! Ничто его не смущает, ничто не удивляет. Он способен выйти из любой переделки невредимым и решить самую неразрешимую проблему. Ничто не застанет его врасплох.
– Можете добавить, и вы не ошибетесь, что никогда еще в человеческой груди не билось столь благородное сердце. Виктор Гюйон, которого друзья называют Фрике, – олицетворение преданности. Несмотря на то, что он еще почти ребенок, это настоящий герой, поверьте. Я бы мог бесконечно рассказывать о его подвигах, каждый из которых составил бы славу герою и навсегда остался бы в памяти человечества. Наш друг не принадлежит сам себе. С кем бы ни случилось несчастье, он всегда может рассчитывать на помощь Фрике, а помощь такого человека, уверяю вас, дорого стоит.
– К чему уверения? Кто, как не я, имел возможность убедиться в правоте ваших слов?
– А что до его энергии и смелости, так они не знают себе равных. В семнадцать лет, один, без родителей и друзей, влекомый жадной страстью к путешествиям, он без гроша в кармане сумел обойти вокруг света. Одиссея длилась больше года. За это время Фрике спас экипаж паровой шлюпки, потерпевшей аварию в Габоне, спас жизнь доктору Ламперьеру, находящемуся здесь, вырвал из лап смерти Пьера Легаля, нашего бравого матроса и вызволил из неволи этого молодого чернокожего. Теперь он путешествует с нами.
– В таком случае я знаю вашего отважного друга давно. Я читал английский перевод французской книги под названием «Кругосветное путешествие юного парижанина», но, по правде говоря, отнес на счет бурного воображения романиста рассказы о невероятных приключениях героя.
– И очень ошиблись, сэр Паркер. Мы, его друзья, готовы под присягой подтвердить: все, что касается Фрике, абсолютно достоверно.
– Господа, мне неведомы мотивы, побудившие вас объявить войну султану Борнео. Но каковы бы они ни были, уверен, что такие люди, как вы, руководствуются благородными и достойными целями… Думается, помощники вам не помешают. Мое состояние, мои кредиты, наконец, я сам в полном вашем распоряжении.
– Невозможно отказаться от столь лестного и благородного предложения. Но мы не вправе втягивать вас в авантюру. Увы! Это слишком рискованно и может привести к серьезным дипломатическим осложнениям… Надо соблюдать строгую секретность – от этого зависит успех нашего предприятия. Не пройдет и двух месяцев, как на границах владений султана может разразиться настоящая революция. Однажды спущенные с цепи, даяки никогда уже не захотят попасть в кабалу. Ой! Глядите, глядите! Вон там… Боже, какие милые, гостеприимные люди!.. Да это сущие демоны!
Сэр Паркер, услыхав возгласы, поднял голову. То, что он увидел, привело англичанина в ужас; пока на яхте с помощью парусов гасили разбушевавшееся пламя, оба лодочника, попавшие на «Конкордию» вместе с нашими друзьями, предались своеобразному, по европейским понятиям, занятию. При виде многочисленных трупов даяки схватили свои сабли, похожие на те, с которыми никогда не расстаются папуасы, положили крест-накрест на еще дымящейся палубе и принялись исполнять диковинные танцы, довольно, впрочем, грациозные. Дикари неистово трясли ногами, руками и торсом; много раз, склоняясь к лежавшим у ног саблям, делали вид, что хотят поднять их, но замирали как бы в испуге или, точнее сказать, в суеверном ужасе.
В конце концов они действительно подняли клинки, сделали в воздухе несколько вращательных движений и стали с еще большей одержимостью прыгать вокруг поверженных пиратов. Когда предварительная церемония была закончена, даяки с жуткими криками бросились к трупам, хватая мертвецов за волосы и одним движением отсекая головы. Второй, третий…
Даяки не угомонились, пока не отрезали головы всем убитым, не тронув только тех, кто сильно обгорел. Затем, действуя, как будто делают нечто само собой разумеющееся, они сложили отрезанные головы в кучу, словно пушечные ядра, и снова начали плясать, предварительно выкинув обезглавленные тела за борт.
Натанцевавшись вволю, оба притащили по небольшой корзине, сплетенной из тростника и украшенной человеческими волосами. Взяв по одной голове и уложив в корзину, они аккуратно прикрыли их крышками и только тогда бросили полные гордости взгляды в ту сторону, где находились опешившие белые.
В это время доктор, смолоду привыкший к подобным зрелищам, подошел поближе к зловещим трофеям. Ламперьер, в котором проснулся инстинкт ученого-антрополога, поднял одну из голов и принялся внимательно изучать ее с таким хладнокровием, будто держал в руках кокосовый орех. Глядя на это, даяки, очевидно, решили, что белые тоже испытывают слабость к подобного рода трофеям. Стараясь быть вежливыми на свой лад, они поспешили преподнести каждому по голове; держа их за волосы, даяки приветливо улыбались, а ошарашенные европейцы видели перед собой лишь искаженные смертью лица,
