На протяжении целого столетия то англичане, то французы, то голландцы подходили к берегу, создавали какие-то предприятия, влачившие жалкое существование. Так продолжалось до 1770 года, когда капитан Кук в один прекрасный день вступил во владение землей от имени короля Англии.
Как мы уже говорили, через восемнадцать лет коммодор Артур Филипп, назначенный верховным правителем колонии, серьезно взялся за дело, оказавшееся отнюдь не легким. В борьбе, начатой первыми поселенцами острова, и обнаружился колонизаторский талант англосаксонской расы. Тех, кто прибыл сюда впервые, поражало буквально все.
Во внутренней части континента к прочим трудностям прибавлялась еще одна, почти непреодолимая: недостаток воды. Большие реки Австралии несутся с гор, прокладывая себе глубокие русла среди долин, разливаются в травах, теряются в песках и с большим трудом достигают моря, ибо большинство из них не имеет крупных притоков, чтобы компенсировать ежеминутные потери.
Ограниченные собственными водами, сбегая с небольших склонов, реки наталкиваются на дюны и образуют солоноватые бездонные болота.
Попытка исследователей передвигаться по суше принесла им дополнительные жестокие тяготы. Они повсюду встречали диковинные деревья с тусклой листвой, изобилие бесплодных растений, а также странных существ, которые, казалось, самим своим существованием бросали вызов флоре и фауне других частей света. Австралия действительно земля парадоксов, лишенных реальности. В свое время я посвятил им специальный труд[232].
А сейчас хочу процитировать размышления по этому поводу одного английского автора, поскольку спешу перейти к современности.
«Австралия, – говорит М. Уллаторн, – является антиподом Европы не только по своему географическому положению, но и во многих других отношениях. Природа в глазах европейца там сказочная в буквальном смысле этого слова. Когда у нас зима, в Австралии лето. К дождю барометр поднимается, к хорошей погоде опускается. Лебеди в том краю черные, орлы белые. Нередко встречается разновидность яйценосного крота, или утконоса. Он кормит детенышей молоком, а клюв у него утиный. У собак Новой Голландии голова волка, и они не лают[233]. Есть там птица с языком в форме метлы; рыба наполовину raja[234], наполовину акула. Треску ловят в пресной воде, окуня – в море. В Австралии можно увидеть крылатых змей, рыб с широкими пятнистыми крыльями, которые они складывают, как летучие мыши. Крапива достигает высоты большого дерева, тополь – не выше куста. У папоротника стебель в двадцать пять или тридцать футов, а ветви раскинуты на пять-шесть футов, как зонтик.
Эму, или казуар, – гигантская птица[235], напоминающая страуса, вместо перьев у нее что-то вроде шерсти. Есть также птицы, подражающие свисту кнута, переливчатому колокольчику, жалобному крику ребенка, раскатистому смеху. Деревья в большинстве своем ежегодно теряют кору, а листва остается. Обо всех этих чудесах можно рассказывать без конца.
Когда известный немецкий натуралист Блюменбах стал заниматься природой Австралии, он был так поражен, что усомнился в ее земном происхождении. И чтобы выйти из затруднения и объяснить самому себе существование Австралии, он, как и многие натуралисты в подобных случаях, придумал комету, некогда заблудившуюся и затерявшуюся в южном море!..
Но со временем, наивно добавлял автор этого «открытия», геологи обнаружили в Австралии следы потопа, более обильного, чем в других странах. Двое из них даже утверждали, что воды потопа в этой местности дольше, чем в других, не уходили под полярные льды…»
Поражали путешественников и исполинские деревья: миртовые, синие или красные (эвкалипты в голубой или красный горошек), с крепким негниющим волокном, достигающие шестидесяти – восьмидесяти метров высоты. Я уже не говорю о черных лесах, деревьях с волокнистой корой, кровавых лесах, плетеных лесах, пьяных лесах, гигантских соснах Муррея, древовидной жимолости, да мало ли еще что. А заросли мимозы, сирени, леса араукарий, банксий или казуаринас, где резвятся кенгуру, фаланги, опоссумы, австралийские летяги, хаматуры, парамели и даже сумчатые крысы!
Да, трудно здесь приходилось эмигрантам. С другой стороны, несмотря на плодородие почвы и льготы, предоставляемые правительством первым поселенцам, многие из них переставали честно трудиться, предпочитая легкую наживу.
Капитан Мак-Артур первый заметил, что грубая и жесткая шерсть овец в климатических условиях Австралии очень быстро становится тонкой и мягкой. Однако его усилия развивать скотоводство не увенчались успехом. И только в 1822 году, когда прибыл назначенный губернатором Томас Брисбейн, колониальные предприятия заработали. Он сообщил в Англию, что бескрайние плодородные земли Австралии только и ждали новых поселенцев, ибо страна эта просто создана для колонизации, а также для развития скотоводства.
Это заявление Томаса Брисбейна, весьма популярного в Англии, вызвало приток колонистов; скотоводство приобрело в Австралии первостепенное значение. Вскоре эта страна вошла в период процветания, который длится по сей день.
Между 1830 и 1836 годами на юге континента недалеко от заливов Спенсер и Порт-Филлип были обнаружены новые пастбища. Эмигранты, пастухи и скваттеры[236], покинули Новый Южный Уэльс со столицей Сиднеем и обосновались на берегах реки Ярра, где сейчас расположен город Мельбурн. В 1836 году население этой будущей колонии, через пятнадцать лет названной Викторией, уже насчитывало двести восемьдесят жителей, и среди них тридцать восемь женщин. Был там табун из семидесяти пяти лошадей, а также сто пятьдесят голов крупного рогатого скота и сорок одна тысяча триста тридцать два барана. За полгода до этого Ж. П. Фоукнер пришвартовал свое судно «Энтерпрайз» («Предприятие») у эвкалиптов, где стоял Мельбурн, нынешняя столица этой богатой провинции[237].
С каждым днем англосаксы находили для своих коммерческих устремлений все новые и новые возможности, и две соседние колонии, соперничавшие между собой, процветали тем более быстро, что английское правительство, прекрасно понимая собственные интересы, избавило Австралию от своих чиновников, обычно тормозящих развитие колоний. Ведь человек, выросший в колонии, лучше знает ее нужды и ресурсы и может лучше управлять, чем господа, только что прибывшие из метрополии. Поэтому в 1843 году Австралии был предоставлен представительный образ правления.
В 1851 году Виктория насчитывала семьдесят пять тысяч жителей! Каких только чудес не порождает магическое слово «свобода»! Всего за полвека англичане создали процветающее государство. Но не только способности помогали им, а еще и везение. И в без того богатой благодаря скотоводству Австралии было найдено золото.
Третьего апреля 1851 года Харгривс нашел возле бухты Соммер-Хилл (Сидней) золотые россыпи[238].
Четырнадцатого августа того же года некий коногон, пересекая бухту Андерсена, увяз в иле. Освобождая колеса, он выбил киркой самородок золота в тридцать две унции[239].
Новость распространилась молниеносно. Началась золотая лихорадка, все ринулись в шахты, яростно вспарывая чрево земли. Скваттер покинул свое стадо, моряк – судно, негоциант – торговый дом, адвокат – контору, даже врачи не устояли, бросили своих больных.
Город опустел и стал напоминать кладбище. Это был настоящий исход, массовая эмиграция, безумие, сопровождаемое бунтами, мгновенно нажитое богатство и столь же стремительное разорение, отчаяние, убийства – как в свое время в Сан-Франциско.
Вы уже знаете, что в Виктории до открытия золота в 1851 году было семьдесят пять тысяч жителей. В 1854 году число их возросло до трехсот двенадцати тысяч. Всего за год две тысячи пятьсот шестьдесят девять кораблей привезли восемьдесят четыре тысячи четыреста семьдесят пассажиров!
В любой другой стране подобное нашествие вызвало бы голод. Но казалось, все эти долгие годы скот размножается для того лишь, чтобы прокормить эту обезумевшую толпу. Англичане, с их практическим умом и любовью к порядку, все предусмотрели, так что начавшаяся было паника быстро улеглась. Через некоторое время появилась горная промышленность, не прошло и двух лет, как были созданы крупные предприятия.
В настоящее время Виктория, единственная провинция, о которой пойдет речь в нашем повествовании,
