Пираты покинули уютный уголок в тени куста и гуськом направились в сторону горки, на которой возвышался длинный дом из серого кирпича. Не доходя метров сорока, они остановились.
— Вот пять снарядов, — вполголоса сказал Тиша и опустил в карман Владика гладкие, тяжеленькие камешки. — Самое удобное место. — Он наклонил ветку куста. — Как в тире. По любой мишени лупи.
— По какой мишени? — Голос Владика дрогнул.
— Вон их сколько. В каждой стеклышко.
— А если… — Владик не договорил.
— Правильно. Для того и пришли. Ах, как приятно звенят стеклышки!
— Чего-то корячится! — сказал Мишка. — Мы знаешь сколько тут перекокали их!
— Два раза рабочие стеклили, — уточнил Гвоздь и, досмотрев на Владика, насмешливо спросил: — Что, боишься?
— Я?.. Нет… — Владик вспотел. Он натянул резину и почувствовал, что рука его снова предательски дрожит. Он выстрелил. Но, видно, слабо натянул резину, — не долетел камешек до цели.
Даже стука не было слышно.
— Эх ты, снайпер! — скривился Тиша. — Выше целься. И сильней растягивай, не порвется.
Владик взглядом проследил полет камня. Еще успел подумать: «Прямо в окно». И тотчас увидел, как на третьем этаже в голубом стекле окна вдруг образовался черный провал, и осколки со звоном полетели на землю.
От испуга Владик присел.
И ребята затихли. Лишь Гвоздь нашел силы улыбнуться:
— Снайпер есть снайпер!.. Давай, Владик, еще три снаряда осталось.
— Может, не надо?
Мишка презрительно сплюнул:
— В штаны напустил отличник! Гы!..
— Тише! — глядя в сторону, вдруг прошипел Васята. И тут же округлил глаза. — Сторож. Вон, в кустах. Окружает! Бежим!
И, подстегнутые страхом, перегоняя друг друга, пираты стремглав пустились наутек. Владик потерял рогатку, за что-то зацепился ногой, упал.
— Скорей! — схватив с земли велосипед и выкатив его на тропу, замахал рукой Васята. Владик подбежал, вскочил на раму, и они, набирая скорость, не оглядываясь, помчались к видневшимся домикам на улице Семашко.
Неприятности
На улицу Владику выходить не хотелось. Настроения не было. Он сидел на подоконнике и смотрел, как машина забивает сваю. Сначала тяжелая чушка словно бы только примеривалась. Плюхнется на сваю, чуть подпрыгнет и застынет. Отдохнет немножко — снова лезет наверх. А потом примерилась, наловчилась и — давай лупить! Часто, без передыха, с шипением, свистом, грохотом. У Владика даже заныло в ушах. До тех пор молотила, пока длиннющая свая чуть не до конца влезла в рыжую землю. Только тогда и успокоилась работяга-чушка. Остановилась, замерла, и кругом стало тихо-тихо. Владик даже поразился такой тишине. И тогда ухо, как чуткий локатор, ясно различило короткое и резкое, будто сердитое, звеньканье.
Владик подбежал ко второму окну. Васята стоял на дорожке, задрав вверх голову. Владик покивал и пошел к выходу. «Что ему надо? — с тревогой думал он. — Еще рано. И разве поедем сегодня? Нельзя. И завтра нельзя. Сторож наверняка видел нас, когда удирали. Запросто может узнать…»
У Васяты лицо было сердитое и озабоченное:
— Звоню целый час! Заснул?
— Там сваю забивали. Я смотрел, — виновато сказал Владик.
— Отойдем… — понизив голос, обронил Васята. У березы он оглянулся, словно кого-то остерегаясь. — К ребятам сейчас ездил.
— И что? — Владику передалась его тревога.
— А то! Мишку вчера сцапали. Мы-то успели убежать, а он — попался. Тютя!
— Ну? — выдохнул Владик.
— Вот и ну! В милицию отвели. Три часа держали. Протокол, допрос…
— А он?
— Что он! Одно говорит: я не бил стекло. А кто бил? — спрашивают. Ничего не знаю, говорит, не видел… — Васята с сочувствием посмотрел на побледневшего Владика. — Да ты не бойся. Мишка тебя не выдал. Я сейчас разговаривал с ним. Злой. Дома лежит. А сидеть не может. Отец вчера ему врезал. Ух, врезал! Синее все, не присядешь. У него отец — зверюга. Отчего, думаешь, без волос Мишка? Отец постарался. Психанул за что-то и отрезал. У Мишки во какие волосья были, как у Гвоздя, до плеч… Сильно злой Мишка. На тебя злой. Кипит!
— А что же я ему такого сделал? — спросил Владик.
— Что! Кто стекло кокнул? А в милиции пришлось ему сидеть. Да отец врезал.
Владик тяжело вздохнул:
— Я ведь не сам. Вы мне так сказали.
— Мало ли что. Мог бы не стрелять… Злой Мишка. Если, говорит, Владька не даст мне десятку, то скажу про него в милиции. Чего это, говорит, дурак я — один буду отдуваться!
— Неужели скажет? — перепугался Владик.
— Может, — насупившись, подтвердил Васята. — Ненадежный человек. Он на всех злой. Из-за отца.
— Десять рублей… — Владик задумался. — А если я книжек соберу?
— Так ведь на десятку много надо.
— Много… — вздохнул Владик. — Слушай, ты побудь здесь, а я принесу. Я быстро. Подождешь?
— Ну, если быстро, — согласился Васята, — тогда беги. Сразу и отвезу ему. Пусть заткнется!
Больше Владик не раздумывал, не колебался. Одним духом взбежал на четвертый этаж. Да, самое удобное время — дома никого нет. Даже Таня ушла к репетитору.
Не дольше чем через десять минут Владик вновь появился во дворе. Чуть перегнувшись, нес газетный сверток. Будто почтовая посылка, получился сверток, пришлось бечевкой перевязать.
— Держи, — сказал Владик и, морщась, потер пальцы, больно нарезанные бечевкой.
— Ого, какой грузик! — Васята с уважением взвесил на руке книги. — Это на багажнике надо везти… Пойду веревку дома возьму. А то растеряю половину.
— Тебе помочь? — печально спросил Владик.
— А чего помогать! Веревкой притяну, и порядок!
— Значит, все? — совсем грустно спросил Владик.
— А чего еще? Все. Порядок! Отвезу сейчас Мишке. Пусть себе лежит да почитывает. Интересные книжки?
— Всякие?.. Значит, я не нужен?.. Ну, тогда я пошел.
— Топай, — сказал Васята. — И добавил: — Если хочешь, к вечеру забеги ко мне. Расскажу, как там Мишка. Гвоздя, может, еще увижу.
— Хорошо, забегу, — оживившись, пообещал Владик.
Макулатура
День прошел скучно. За окном, словно пушка, то и дело принималась бухать машина — из земли серыми пнями уже торчало десятка четыре свай. Владик ждал, когда наступит вечер, чтобы побежать к Васяте, узнать новости.
