плохо. Как бы худа не было. Вы бы, ребяты, побегли на улицу, побавились бы там.
Видно, Иван Петрович и в самом деле притомился, слушая рассказы ребят.
— Ну, побегайте тогда, а я подремлю. И не забудьте: в пять часов великий футбол по телеку — тбилисское «Динамо» — «Шахтер».
Побегать — это сколько угодно. Солнышко так и звало, манило на улицу.
Пока Егорка поддувал во дворе камеру футбольного мяча, Владик успел посмотреть на последней странице газеты «Известия» карту погоды. И, точно как отец, вслух удивился:
— Ай да Москва! Двадцать три градуса! В Афинах столько же и в Лиссабоне.
— А Лиссабон где? — отправляя в рот ягоду крыжовника, простодушно спросил Толик.
— В Португалии. Где же еще быть ему!
В ответе Владика сквозило превосходство, и Егорка, надежно засунув перевязанный сосок камеры под футбольную покрышку, усмехнулся, словно бы говоря: «В географии ты силен. А посмотрим, как на поле…»
— В футбол играешь? — спросил он.
Минуту назад, познакомившись с температурами в европейских столицах, Владик вспомнил отца и тотчас вновь вспомнил о том, что до сих пор не написал домой письма. Он даже подумал — не заняться ли этим сейчас? Но когда Егорка поинтересовался, да, похоже, с насмешкой, играет ли он в футбол, Владик о письме сразу забыл.
— Немножко играю, — ответил он.
У озера, на луговине, стояли сбитые из жердей настоящие, хотя и без сеток, футбольные ворота. Но тащиться туда по жаре не хотелось, и Егорка решил погонять мяч тут же, в проулке. Вполне подходящее место. Машин — в час одна проедет, а людей, что вправо гляди, что влево, — ни души. Ну, а куры не в счет. Хоть и глупой птицей считают курицу, но еще неизвестно — так ли это. Глазасты, сметливы, быстры. Стоит петуху отыскать червяка, только призывно скажет: «Коко!» — со всех ног несутся. Вот тебе и глупые! И захочешь нарочно мячом попасть — не получится, вмиг разлетятся.
И когда в проулке между домами и палисадниками, которые ограждали разномастные заборы, застучал и запрыгал звонкий мяч, стая соседских кур под предводительством огненно-рыжего, гривастого петуха безропотно и мудро покинула опасную территорию.
Игрой городского родственника Егорка остался доволен. А если быть откровенным, то немножко и позавидовал. С мячом Владик бегал быстро, толково, и задержать его, отобрать мяч было не просто. И бил он хорошо, с обеих ног. Толик, стоявший на воротах, ограниченных краем пыльной дороги и воткнутой на лужку палкой, в считанные минуты пропустил после его ударов четыре гола.
Вот тебе и пятерочник! Егорка, относившийся к своему дальнему родственнику все эти дни с настороженностью, как-то сразу оттаял и, что уж совсем на него было не похоже, после четвертого забитого мяча пожал Владику руку.
— Молоток! За школьную команду выступаешь?
— Нет, просто во дворе гоняем. У нас хорошая площадка. А зимой лед заливают, чтобы в хоккей постукать.
— Тоже хорошо, наверно, играешь?
— А кто сейчас в хоккей не умеет! Надо новые коньки покупать. Старые уже малы стали…
Владику такой разговор был слаще Наташиного пирога с малиной. Уж какой день ходит он с ребятами, играет, купается, вроде и в компанию свою приняли, как равного, а все же холодок какой-то, настороженность нет-нет да и ощущал.
Спасибо заботливой хлопотунье Наташе — не оставляла Владика без внимания.
И вот — первый настоящий, уважительный разговор командира, не скорого на похвалу и доброе слово Егорки. Сдался наконец. Признал. А про Наташу и говорить нечего — такими глазами смотрит, точно влюбилась без памяти.
— Теперь я на воротах встану! — заявила она. — Ты не обижайся, Толик, но вратарь из тебя неважный… Вот домой только сбегаю, блузку сниму.
Толик и не думал обижаться. Восхищенно проводив взглядом Наташу, скрывшуюся и калитке, он с гордостью сказал:
— Она не пропустит! Как кошка бросается. Вот увидишь!..
Появились они одновременно — Наташа, выбежавшая в дешевеньких серых джинсах и полосатом свитере с закатанными рукавами, и приземистая легковушка в конце проулка — важная, неторопливая, дымчатого цвета.
Хотя машина и не частый гость на этой узенькой, почти деревенской улице, но и не такое уж великое чудо, чтобы забыть о футболе и пялить на нее глаза. Однако Егорка, поставив ногу в потертом ботинке на лежавший в траве мяч, смотрел на степенно приближавшуюся машину не отрываясь, с нахмуренным лицом. И Наташа, словно забыла о том, что собиралась сменить Толика на воротах, — тоже замерла у калитки. Тогда и Владик узнал эту дымчатую «Ладу» с лучиком антенны сбоку от широкого лобового стекла. Машина Витькиного отца. Точно. А вон и сам Витька. За рулем — важный, глыбистый папаша его, а рядом — сынок. Ишь, доволен, сияет, как юбилейный полтинник, рот до ушей. А когда машина поравнялась с застывшими ребятами, он и язык еще показал.
Егорка крепче придавил ногой упругий мяч. Шарахнуть бы изо всех сил по стеклянно-лаковому заду!
А Витька аж выворотился на сиденье — все глаз с ребят не спускает, в глупом счастье своем купается.
Так и смотрел он, пока машина не свернула в голубые, тесовые ворота Федоринского двора.
— Завтра в город с Федориным покатят, — сказал Егорка. — Клубнику, малину, потом груши на базар повезут.
— Еще на одну машину, что ли, копят? — хмуро, не по-детски серьезно спросил Толик, который с трех лет жил без отца со старшей сестрой и больной матерью, часто лежавшей в больнице.
— У Витьки второй телевизор, на кухне поставили, — сказал Сережка. — Недавно сам удивился: прохожу вечером мимо — у них окно в кухне голубым светится. Только потом понял, когда свет замигал. И музыку было слышно.
— Теперь в туалете еще поставят! — Егорка сплюнул и сильно поддал мяч ногой. — А ну, кто на воротах хотел становиться? Держись, Натаха! Мы с Владиком шутить не любим. Бьем — аж штанги трещат!
Сережкина новость
Он и двойной листок бумаги у Наташи попросил, и конверт с написанным адресом достал — все приготовил. Дело было в воскресенье, после обеда. Ничто, казалось, не помешает Владику наконец-то выполнить мамино распоряжение. Дядя Ваня спал в своей комнате, Егорка возился в сарае с какими-то трубами, а Наташа помогала бабушке мыть посуду.
Нет, и на этот раз помешало. Только Владик на обрывке газеты попробовал, как пишет фиолетовый стержень, только в первой строке собрался поздороваться с дорогими родителями и сестрой, как за окном сильно хлопнула калитка. А Владик у окна сидел и, конечно, увидел вбежавшего во двор Сережку, и что был Сережка отчего-то взволнован. Таким Владик, пожалуй, еще ни разу не видел его.
Вот так и получилось, что Владик не успел ни с мамой поздороваться, ни с папой, ни с сестрой Таней, которая по времени уже должна была сдать свой первый вступительный экзамен в институт.
Выскочил Владик во двор, прибежал в сарай, а там Сережка длинными руками размахивает:
— …и прямо у калитки, в огуречной грядке воткнуты! Все три наши кола.
— А уверен, что наши? — спросил Егорка.
— Такие же — белые, обтесанные. Разве не помню? Сам вколачивал…
— Слышь, — обратился Егорка к Владику, — говорит, будто колья от наших щитов у Витьки в огороде стоят.
