пожалею средств. Мы не можем далее зависеть от прихотей вздорной женщины и ее сына, развращенного колдуньей. Христианская Церковь обращается к нам с призывом пресечь ересь в самом сердце империи, и мы не вправе далее молчать.
Сторонники Бонифация, собравшиеся в этот вечер за столом, очень хорошо понимали, зачем Плацидии потребовалось натравливать Римский Сенат и бывшего префекта Африки на префекта Галлии. Гражданская война должна была ослабить обе стороны конфликта, но в этот раз хитроумная дочь Феодосия Великого явно просчиталась. Римские патрикии не пожалеют ни сил, ни средств, дабы утвердить закон и порядок на своей земле и спасти империю. Последние слова сенатора Цимессора были встречены гулом одобрения всех присутствующих. Хозяин, польщенный одобрением сиятельных гостей, повернулся к комиту схолы императорских агентов:
– Готов ли ты, высокородный Авит, выполнить поручение Римского Сената?
– Готов, – торжественно произнес новоиспеченный комит и поднял над головой серебряный кубок: – За здоровье божественного Бонифация. За ваше здоровье, благородные патрикии.Южная Галлия потихоньку оправлялась от ран, нанесенных ей нашествием готов и вандалов. Высокородный Авит, проделавший весь путь до Арля верхом, убедился в этом собственными глазами. Сиятельный Аэций, надо признать, оказался даровитым администратором. Он сумел не только поладить с местными землевладельцами, но и договорился с варварами. Набеги воинственных франков на Галлию практически прекратились. Что, конечно же, пошло на пользу не только местной, галло-римской по своему составу, аристократии, но и торговцам. Приток зерна из Галлии в Италию в последние годы увеличился значительно, что позволило компенсировать потери, вызванные утратой африканских провинций. Высокородный Авит очень опасался, что гражданская война между сторонниками Аэция и Бонифация разорит Галлию и тем нанесет последний, смертельный удар слабеющей империи.
Аэций уже знал о решении Римского Сената, что, впрочем, неудивительно: у этого далеко не глупого человека везде были свои агенты. В том числе и в ближайшем окружении Плацидии. Префект лишь пробежал глазами пергамент, врученный ему Авитом, и жестом пригласил гостя садиться. Дворец, построенный еще сиятельным Саром, был, пожалуй, самым большим и самым красивым зданием в Арле, но все же он уступал и размерами и роскошью римским палаццо. Впрочем, префект Аэций, по слухам, был сказочно богат, и этот дом не был его единственной собственностью. Он владел многочисленными поместьями не только в Галлии, но и в Венетии, и Апулии, и даже в Норике. Этот рослый, широкоплечий человек с внешностью скорее варвара, чем римлянина мог набрать на свои средства десятка два легионов и бросить их на обезумевший Рим.
– Но ведь я написал правду, – насмешливо глянул на комита агентов Аэций.
– В этом никто не сомневается, – развел руками Авит. – Но твоя речь в Римском Сенате в любом случае не будет услышана. У сенаторов заложило уши.
– Значит, вопрос решен?
– Тебя убьют раньше, чем ты успеешь подняться на Капитолийский холм.
– Прискорбно, – покачал головой Аэций. – Видимо, я недооценил Бонифация.
– Ты недооценил Гусирекса, – усмехнулся Авит. – Это он подбросил яблоко раздора Великому Риму, а наши патрикии подхватили его на лету.
– Я думал, что Плацидия поведет себя умнее. Или ей не жалко империи?
– Императрица боится потерять власть, сиятельный Аэций. К тому же у нее плохие советчицы.
– Ты имеешь в виду Пульхерию?
– Мне не хотелось бы порочить свою благодетельницу, – вздохнул Авит. – Я стал комитом только благодаря ей. Но тебе я могу сказать правду, префект. Пульхерия – жрица богини Лады высокого ранга посвящения. Она стала ею благодаря князю Верену и очень хорошо помнит, кто поднял ее из грязи.
– Я полагал, что она была любовницей князя Яромира… – начал было Аэций.
– Нет, – прервал его Авит. – Она была самой обычной шлюхой в стане свевов. И прижила своего сына Ратмира невесть с кем. Это Гусирекс снабдил ее золотом и, с помощью твоего отца, пристроил в свиту сиятельной Плацидии.
– Откуда ты это знаешь?
– Я проделал с армией вандалов немалый путь. А в свите Гусирекса далеко не все умеют держать язык за зубами.
– Чего, по-твоему, добивается князь Верен? – прямо спросил Аэций.
– Он хочет уничтожить Великий Рим во славу своих богов. Гусирекс способен на многое, и единственное, что сможет его остановить, это смерть.
– К счастью, он уже далеко не молод, – задумчиво проговорил Аэций. – Скоро силы его иссякнут.
– Я не уверен, префект, что так же быстро иссякнут силы его богов. Они вполне способны породить нового ярмана на нашу голову. Сколько их уже было – Оттон, Придияр, Гвидон, Валия, Аталав… Придет ли конец этому списку?
– Я назову тебе еще двух, – усмехнулся Аэций. – Это известный римлянам Аттила и никому почти не известный Меровой. Вой – это воин по-венедски. Меру – гора, что-то вроде Олимпа для венедских богов. Меровой – младший сын князя франков Кладовлада сына Гвидона. Гвидон почитался северными варварами как ярман. Полубог. Но ни его сын, ни его старший внук не удостоились такой чести. Хотя никто не оспаривал право Кладовлада на верховную власть среди франков.
– Зачем ты мне все это рассказываешь, сиятельный Аэций? – удивился Авит.
– Я могу погибнуть в гражданской войне, комит. А эти сведения слишком важны для будущего империи, чтобы сгинуть вместе со мной. Меровоя зовут дважды рожденным, хотя вернее было бы назвать его дважды зачатым.
– Почему?
– Его мать купалась беременной в море, когда на нее напал дракон Китоврас. Он вбросил в нее свое семя, дабы рожденный ею младенец унаследовал силу не только своего отца, но и силу бога. Ибо Китоврас – это воплощение Велеса, одного из самых могущественных и таинственных венедских богов.
– И ты веришь в эти чудеса, сиятельный Аэций? – спросил Авит.
– Не суть важно, комит, верим мы с тобой в Китовраса или нет, важно, что в него верят многие франки. Правда, многие сомневаются. И среди них старший сын Кладовлада княжич Кладовой. То есть воин Лады, самой, пожалуй, почитаемой венедской богини. За Меровоя горой стоят жрецы Велеса, ибо его мать Ладомила – дочь их кудесника Велегаста. Зато Кладовой нашел защитников в лице жрецов Перуна, и теперь никто не знает, чем закончится этот спор.
– Хотел бы я взглянуть на это морское чудо, – задумчиво проговорил Авит.
– На Китовраса? – удивился Аэций.
– Нет, – засмеялся комит. – На Меровоя.
– За этим дело не станет, – пожал плечами Аэций. – Князь Кладовлад прислал мне на помощь пять тысяч конных франков. И привел их в Арль княжич Меровой.
– Ты решил отклонить приглашение Римского Сената?
– Я следую твоему совету, мудрый Авит, – усмехнулся префект.
– Боюсь, что у тебя не хватит сил на войну, – с сомнением покачал головой комит. – У Бонифация и Пасцентия тридцать тысяч пехотинцев и десять тысяч клибонариев.
– Мне помогут, – уверенно сказал Аэций.
– Рекс Тудор? – насторожился Авит.
– Нет, – покачал головой префект. – Ган Аттила. Он приведет с собой пятнадцать тысяч конных гуннов, венедов и аланов. Я очень надеюсь, комит, что ты сумеешь убедить римских сенаторов, сколь опасно обвинять в измене сына сиятельного Сара.
– Если бы речь шла только о Римском Сенате, я бы с уверенностью ответил «да», но вокруг Бонифация собрались люди, ослепленные жаждой власти, и вряд ли они остановятся на полпути.
– Что ж, – сухо сказал Аэций, – тем хуже для них.
Комит Авит все-таки увидел «морское чудо» на улицах Арля. Княжич Меровой, облаченный в шитый золотой нитью алый кафтан, проехал в окружении двух десятков франков по центральной улице города. Это был широкоплечий молодой человек с давно не стриженными светлыми волосами и большими зелеными глазами. Скорее всего, он направлялся к дворцу Аэция, который посланец Римского Сената только что покинул. Городские обыватели с интересом разглядывали гордых всадников, но помалкивали. Ни хвалы, ни хулы из их уст франки так и не дождались.
– Говорят, что в этих волосах вся его сила, – прозвучал за спиной Авита чей-то голос, когда франки свернули за угол. – А если их остричь, то он уже не маг и не чародей.
– Хорошо бы их отстричь вместе с головою, – откликнулся на слова товарища местный остроумец, чем вызвал сочувственный смех окружающих.
– Варвары, что с них взять.Комит Авит выступил перед Сенатом с отчетом о своем разговоре с сиятельным Аэцием. Отказ префекта Галлии приехать в Рим сенаторы расценили как государственную измену. Чего, собственно, и добивались сторонники Бонифация, раскручивая эту интригу. Римский Сенат поручил префекту Африки учинить спрос с Аэция, и Бонифаций с охотою откликнулся на этот призыв. Комит Авит был слегка удивлен поспешностью, с которой действовали римские патрикии. Сенаторы не успели зачитать свой приговор, а Бонифаций и Пасцентий уже двинули войска к Медиолану. Легионеры, многие из которых еще не отряхнули африканскую пыль с сандалий, отправились в поход с большой неохотою. Зато их командиры буквально рвались в битву, поражая Авита своей воинственностью.
– Мне кажется, сенатор, что вы недооцениваете силы Аэция, – попробовал сбить накал страстей комит агентов. – Все-таки пятнадцать тысяч гуннов – это далеко не подарок.
– Ты главного не знаешь, высокородный Авит, – понизил голос почти до шепота Цимессор. – Я получил известие из Панонии: каган Ругила скончался. Аттила, уже выступивший на помощь префекту Галлии, развернул коней назад. Аэций пока еще не знает об этом, иначе он не бросился бы так опрометчиво нам навстречу.
Теперь Авиту стало понятно, почему так
