– Все еще не решился? – вопрос Ксо вырвал меня из тенет грустных размышлений о смысле жизни. Точнее, о полной бессмысленности этого процесса.
– На что?
– Пойти во дворец.
– Я об этом не думал.
– А о чем думал, позволь узнать? – последняя складочка заняла предписанное место, заставив кузена удовлетворенно улыбнуться.
– Сам догадайся.
Конечно, ответ не слишком вежливый. Скажем прямо, хамский ответ. Впрочем, Ксаррон не обиделся: всего лишь развернулся в мою сторону и скрестил руки на груди.
– Я бы с радостью избавил тебя от словесных извержений, милый кузен, однако есть обстоятельство, не позволяющее полностью отказаться от такого вида общения с тобой, как беседа, – любезное, но несколько занудное пояснение.
– И что же это за обстоятельство?
– Пренеприятнейшее и преогорчительнейшее: по твоему лицу совершенно невозможно понять, какие мысли тебя занимают.
– Так-таки и невозможно? – предпринимаю попытку удивиться.
– Представь себе! Но это утверждение относится лишь к тем моментам времени, когда ты пребываешь в некоторой изоляции. Проще говоря, когда размышляешь о чем-то своем. В такой ситуации твое лицо выглядит совершенно мертвым.
– Мертвым? – невольно передергиваю плечами от странного холодка, пробежавшего по спине.
– Ну, безжизненным, что, впрочем, одно и то же, – небрежно исправляется кузен. – По крайней мере, твои глаза перестают вообще что-либо выражать.
– А сейчас? – пристально смотрю на Ксо.
– Сейчас ты думаешь примерно следующее: «И когда этот надоедливый коротышка уберется восвояси и оставит меня наедине с винным погребом…» Верно?
– М-м-м-м… – неловко признавать, но догадка кузена правильна. Абсолютно. И мне милостиво дозволяют:
– Можешь ничего не говорить: знаю, что угадал. А еще знаю, что ни в какой погреб ты не пойдешь и пить ничего не станешь. Хотя бы потому, что эти твои планы уже перестали быть тайной. Ты странное и противоречивое существо, Джерон: в нашем разговоре я могу предсказать каждую твою обиду или радость, но когда ты остаешься один и смотришь… и не в даль, и не внутрь себя, а куда-то в пустоту… я понимаю, что мне ничего не известно ни о тебе, ни о твоих мыслях.
– Это плохо или хорошо?
– Это то, что имеет место быть! – заканчивает Ксаррон. – И, кажется, я нашел ответ на эту загадку…
– Неужели? Расскажи, не терзай!
– А ты действительно хочешь услышать мои домыслы? – на меня направлен взгляд, который можно было бы назвать искушающим.
– Но все равно ведь, услышу, не так ли? Выкладывай!
– Ах, какие мы сегодня непримиримые и настойчивые! – притворный вздох. – Так и быть, скажу. Когда я разговариваю с тобой, меня не покидает смутное ощущение, что я… смотрюсь в зеркало.
– Сравниваешь меня с кусочком стекла? – даже не стараюсь обижаться. Нет причин.
– Какое примитивное мышление! Я имел в виду суть процесса, а не его материальное воплощение. Допустим, ты способен отражать эмоции собеседника на него самого… Никогда об этом не размышлял?
– Размышлял, – почесываю шею. – Это очень… обидно.
– Обидно? – брови кузена подпрыгивают вверх, собирая складочками кожу на лбу. – Ну и заявление!
– А разве нет? Тебе приятно было бы сознавать, что люди, общаясь с тобой, ТЕБЯ НЕ ВИДЯТ?
– Приятно, неприятно… – укоризненное ворчание. – Есть такое понятие, как польза. А то, что полезно, уже не подлежит рассмотрению с других точек зрения!
– И где же тут польза?
– Да любой шпион полжизни не пожалел бы, чтобы научиться тому, что ты делаешь в силу своей природы!
– Но я-то не шпион.
– Хочешь, могу поспособствовать? Замолвить словечко, так сказать.
– Перед кем? Перед самим собой?
– Ну зачем так все ограничивать и упрощать… В подлунном мире много достойных персон, не пренебрегающих подобными талантами. И потом, есть еще моя мать.
– Тетушка Тилли? – я содрогнулся, и совершенно искренне, чем вызвал заливистый смех кузена.
– Ты так ее боишься?
– Боюсь? Вовсе нет! Я… опасаюсь.
– А вот это правильно! – одобряет Ксо. – Я сам временами опасаюсь своей любимой матушки, хотя нам нечего делить и не о чем спорить… Итак, не пойдешь?
– Куда?
– Во дворец.
– Нет. Не хочу составлять тебе свиту.
– Ай, какие мы гордые! У меня свита уже есть, – кивок в сторону Киана, также принарядившегося для посещения королевского дворца. Правда, на лице оборотня написано презрительно-недоуменное: «И чего я там не видел?». В самом деле, чего? Пышность убранства всех дворцов Четырех Шемов, вместе взятых, никогда не сравнится с величественной простотой и изысканностью семейного обеда в Доме… Ой, совсем забыл!
– Ксо, а когда мы отправимся домой?
– Вот, что тебя беспокоит! – догадался кузен. – Очень скоро, не переживай. Возможно, на этой неделе.
– На этой… – все тело охватывает дрожь то ли страха, то ли нетерпения. Сам не знаю.
– Ладно, мы уходим, – возвестил Ксаррон. – Веди себя хорошо и пообещай хотя бы сегодня не выходить из дома в неизвестность!
– А что?
– А ничего! Опять бегать за тобой по всему городу? Спасибо! Хватит с меня и Ножей! В следующий раз тебя может занести к Чистильщикам32или Душежорам33, а туда я пойду с куда меньшей охотой, чем во Дворы… Так что, любимый кузен, сиди дома и набирайся сил. Если хочешь… – удостаиваюсь озорного подмигивания. – Можешь-таки спуститься в винный погреб. Там у южной стены есть стойка с тремя десятками бутылок… Я готов пожертвовать «Сестрами Неги» для твоего удовольствия!
И Ксо выкатился из дома вслед за своим слугой, оставляя меня в состоянии растерянности, граничащей с потрясением. «Сестры Неги», это надо же!
Одно из самых дорогих и редких вин Четырех Шемов. Я бы даже сказал: почти бесценное, потому что одним из компонентов, непременно должных находиться в почве, на которой произрастает винная ягода, является зола, полученная от сжигания веток кустарника, дарующего «изумрудную росу». И веток непременно второго года произрастания. Можете себе представить, СКОЛЬКО стоят эти самые ветки, если за горсточку листьев платят изумрудом, размером с голубиное яйцо? И я не могу. Одно слово, бесценный напиток.
В отличие от своих тезок, «изумрудная роса» не является ядовитой в полном смысле слова. То есть, употребление ее в любых количествах не способно нанести вред физическому телу, и сей отрадный факт возносит ценность «росы» на недосягаемую высоту. Более того: листья изумрудно-сочной зелени обладают возможностью дарить человеку то, чем он, как правило, обделен. Ласковый покой души. Просветление разума при полном расслаблении его бренной оболочки и восстановлении сил. Любимое лекарское снадобье и – самое эффективное из существующих в природе. За початую бутылку «Сестер Неги» можно