расторопным управляющим. Все они застыли у дверей, вопросительно глядя на побледневшего Глицерия.
– Что им надо? – в ужасе спросил тот.
– Они наведут порядок во дворце, – шепнул перепуганному императору Феофилакт. – Тебе здесь жить, божественный Глицерий.
– Приступайте, – махнул рукой опомнившийся император и решительно поднялся с кресла.
От императорского дворца до усадьбы сиятельного Ореста патрикии шли пешком, дабы не привлекать к себе внимание обывателей. Рим бурлил, оглушенный пророчествами и грядущим величием. Чернь пока и не думала успокаиваться. Группы возбужденных людей разгуливали по городу, обсуждая на ходу минувшее грандиозное событие. Но грабежей, неизбежно сопутствующих всякому возмущению черни, не было. Дидий отметил это не без удовольствия, и Феофилакт согласно закивал в такт своим шагам.
– Скажи, высокородный Дидий, ты мог бы опознать того младенца?
– Конечно нет, – развел руками патрикий. – Столько лет уже прошло.
– А если бы тебя об этом попросили? – ласково улыбнулся спутнику Феофилакт.
– Не знаю, – растерянно заморгал куцыми ресницами Дидий. – Наверное.
– От тебя немного требуется, патрикий, ты только поддакнешь в нужный момент, и все.
– Что все? – не понял Дидий.
– Империя будет спасена, – спокойно сказал Феофилакт. – Возможно.
Во дворце Ореста бурлили страсти. Собравшиеся здесь патрикии требовали от префекта Италии решительных действий. Особенно усердствовал Юлий Непот, побуревший от всего пережитого до синевы. Под началом магистра пехоты находилось десять тысяч легионеров, расквартированных близ Медиолана и Арля, и он готов был перебросить их в Рим, дабы подавить бунт черни. Высокородный Аполлинарий, похоже, отчаянно трусил и все время обращался за поддержкой к епископу Медиоланскому, скромно сидевшему у самого краешка стола. Монсеньор Викентий пребывал в растерянности. Удар, нанесенный христианской церкви обнаглевшими язычниками, был настолько силен, что ее иерархи, похоже, никак не могли прийти к согласию. И отголоски их споров сейчас отчетливо читались на лице одного из самых умных и коварных людей в империи.
– Сенатор Скрибоний не умирал и не воскресал, – зло ощерился Викентий в сторону сенатора Аппия, робко вставившего свое слово в непростой разговор разъяренных патрикиев. – Он просто мошенник, спутавшийся с врагами Рима.
– На это у него были веские причины, – буркнул Дидий, без спроса присаживаясь к столу. На яства, выставленные для гостей сиятельным Орестом, он набросился с такой страстью, что поверг в изумление всех присутствующих. Похоже, к бывшему комиту финансов вернулся утерянный аппетит, и это можно было расценивать как добрый знак.
– Я введу в город десять тысяч легионеров, – стоял на своем воинственный Юлий. – И через два дня Марк Север и Скрибоний будут болтаться на виселице перед императорским дворцом.
– А в чем ты собираешься их обвинить, магистр? – спросил Орест, глядя при этом на гостя злыми глазами.
– В убийстве божественного Олибрия! – выкрикнул Юлий Непот.
– А ты уверен, что императора убили именно они? У меня на этот счет появились сомнения.
Магистр пехоты стал бледнеть столь же стремительно, как совсем недавно краснел. Вид у него был настолько жалкий, что Феофилакт невольно отвел глаза. Зато Дидий, продолжавший в больших количествах поглощать пищу, неожиданно прервал свое занятие и изрек:
– Хочешь сказать, что сиятельный Юлий его отравил?
Скорее всего, Дидий просто шутил, но на Непота его слова произвели просто- таки сокрушительное впечатление: он сначала схватился за грудь, потом за меч и, наконец, ринулся прочь из чужого дома, словно за ним гнались десятки демонов. Бывший комит финансов был до того потрясен паническим бегством магистра пехоты, что с трудом смог сформулировать еще один вопрос:
– А что я такого сказал?
– Ты только что обвинил сиятельного Юлия в убийстве и, кажется, попал в точку, – устало произнес Орест. – Если бы ему удалось ввести в Рим легионы, этот день стал последним в нашей жизни.
– Честолюбивый иуда, – прошипел епископ Викентий.
– Нам нужны не легионы, а младенец, – вдруг спокойно произнес Феофилакт. – Именно в этом младенце наше спасение, сиятельный Орест.
Патрикии с изумлением смотрели на помешавшегося евнуха. Однако по мере того как посол божественного Василиска излагал свое видение проблемы, настроение в зале стремительно менялось, от полного неприятия до восхищения.
– После смерти божественного Маркиана, мужа сиятельной Пелагеи, остро встал вопрос о его преемнике. Настолько остро, что жители Константинополя уже готовились к долгой и кровавой усобице. Ибо многие полагали, что божественный Лев не по праву сел на престол Константина Великого. И в их рассуждениях был свой резон: новый император не мог похвастаться родовитостью предков.
– Но ведь и Маркиан был не слишком родовит, – напомнил Феофилакту внимательно слушавший Орест.
– Маркиан стал мужем Пелагеи, родной сестры божественного Феодосия, а право передачи власти через женщину существовало у римлян еще со времен царей. Однако божественный Лев был уже женат на женщине из рода Флавиев, я имею в виду Верину. Тем не менее многие полагали, что этого недостаточно, поскольку никто из предков Верины никогда не был императором. И тогда на помощь Византии пришла матерь-церковь. Именно с ней вступил в брак новый император.
– Ты кощунствуешь, сын мой! – возмутился Викентий.
– Прошу прощения, монсеньор, – приложил руку к сердцу Феофилакт. – Но именно так с простотой варвара объяснил случившееся покойный Аспар. Он намекал при этом на обычай, известный у венедов и франков, там с древних времен власть передают через женщину, вдову, дочь или сестру умершего владыки, которые олицетворяют собой Великую Матерь Ладу.
– Ты что же, предлагаешь нам уподобиться язычникам? – ошарашенно спросил Викентий.
– Я просто не знаю иной великой матери кроме христианской матери-церкви, – потупил глаза Феофилакт. – И в создавшейся ситуации именно она должна выбрать от имени Христа нового императора и помазать его на царство. Так уже было в случае с божественным Львом в Константинополе, и я не понимаю, монсеньор Викентий, что может помешать тебе повторить этот обряд в Риме?
Предложение хитроумного византийца понравилось римским патрикиям. Одним расчетливым ходом они выигрывали уже практически проигранную партию. Дидий заявил об этом прямо и недвусмысленно. Оставалось только найти подходящего младенца и в нужный момент явить его городу Риму.
– А где мы найдем младенца? – растерянно спросил Аполлинарий.
– Его не придется долго искать, – усмехнулся Дидий. – Почему бы нам не назвать избранником Христа сына сиятельного Ореста? У него даже имя подходящее – Ромул.
Похоже, это предложение стало неожиданным даже для префекта Италии, не говоря уже о прочих патрикиях. Конечно, все понимали, что править из-за спины ребенка будет его отец, но, с другой стороны, сиятельный Орест и при жизни божественного Олибрия был далеко не последним в Риме, так что его приход к власти вряд ли станет для империи серьезным потрясением.
– Я согласен! – быстро сориентировался в ситуации Аполлинарий. – Лучшего императора нам сейчас не найти.
Евсевий кивнул головой, соглашаясь с комитом финансов, сенатора Аппия никто спрашивать не собирался. Взоры всех присутствующий обратились на монсеньора Викентия. Епископ Медиоланский выдержал долгую паузу, дабы придать особую весомость своим словам, ибо в данную минуту его устами говорила сама церковь:
– Я согласен.
– Да здравствует божественный Ромул! – воскликнул Дидий. – И да будет его правление долгим и счастливым.Глава 7 Божественный Зинон
Возвращение в Константинополь Пергамия и Феофилакта никак нельзя было назвать триумфальным. И хотя они привезли божественному Василиску письмо от сиятельного Ореста, полное заверений в дружбе, всем в Константинополе стало очевидно, что рассчитывать на помощь Рима в сложившихся обстоятельствах попросту глупо. Малолетний Ромул хоть и был объявлен императором с благословения церкви, но полного признания не получил. Магистр пехоты Юлий Непот отступил к Арлю с десятью легионами и грозил оттуда войной Оресту. Впрочем, сторонников у Юлия хватало не только в Арле, но и в Риме. О поддержке Непота уже заявил княжич Сар, обосновавшийся в Норике. Объединив усилия, магистр и варвар готовились доставить массу хлопот префекту Оресту, опекуну юного императора. Гражданская война в Италии могла не только похоронить Рим, но и аукнуться в Византии, тоже переживающей далеко не лучшие времена. К сожалению, божественный Василиск за время отсутствия Феофилакта и Пергамия успел совершить две глупости, каждую из которых вполне можно было назвать роковой. Во-первых, он рассорился с Вериной, пригрозив сестре изгнанием, во-вторых, он лишил рекса Тудора поста магистра конницы, что едва не привело к чудовищной бойне на улицах Константинополя. Войну, к счастью, удалось предотвратить, но обиженные остготы покинули столицу и ушли в Мезию, грабя на своем пути цветущие фракийские города. Разрывом Василиска с Тудором не замедлил воспользоваться исавриец Зинон, двинувший свои легионы к столице империи. По слухам, он уже занял город Никею в провинции Вифиния и теперь ждал только удобного случая, чтобы переправиться через пролив и захватить Константинополь. Самое поразительное, что божественный Василиск не видел туч, сгустившихся над его головой. Он по-прежнему устраивал пиры и
