доски, заделывали щели, занимались мелкими поделками, не в силах сидеть сложа руки после целой недели беспрерывного труда.
Познакомившись с Розеттой, Полэн сохранил привычку бывать в лесной хижине, и влюбленные часто отправлялись туда по воскресеньям. Здесь же в один апрельский вечер Розетта стала его женой.
Полэн сперва с братом Проспером, а потом с Розеттой чувствовали себя в хижине, как дома.
Порвав с Эсперандье, Полэн обосновался там вместе с женой и ребенком.
Вскоре Просперу пришлось идти на военную службу. В призывную комиссию братья явились вместе, так как считались ровесниками. Врач сперва колебался, не зная, какое дать заключение, так малы были ростом оба призывника, но в конце концов признал их годными к военной службе. Однако из?за своего семейного положения Полэн получил отсрочку.
Когда Проспер уехал в оккупированную Германию, где стоял его гарнизон, порвалось последнее звено, связывавшее Полэна, Розетту и их ребенка с внешним миром.
И они зажили на своей лесной опушке, как настоящие робинзоны.
Вначале Полэн еще находил кой — какую поденную работу на окрестных фермах.
Но вскоре мороз сковал землю, и всякие работы в амбарах и на скотных дворах прекратились.
Полэн и Розетта жили теперь на те несколько тысяч франков, которые им с трудом удалось скопить, урезая себя в самом необходимом. Они заперлись, законопатились, окопались в своей хижине и ждали: что кончится скорее — зима или их сбережения?
Теперь они покупали картошку и молоко только для ребенка.
Жал — Пьер Шаброль 249
Но вот наступил день, когда уже не на что было купить картошку и молоко. Конечно, Полэн с Розеттой могли бы прийти в Гиблую слободу. Любая дверь открылась бы перед ними. Но какая?то непонятная, дикая гордость удерживала их от этого шага. К тому же они были выбиты из колеи, потеряли способность соображать, действовать. Борьба с холодом поглощала все их силы, физические и душевные. Полэн с утра до ночи заготовлял дрова. Они с Розеттой набивали до отказа старую печь, раздували огонь, подбрасывали топливо. Но холод брал свое. Даже когда печь накалялась добела, в хижине стоял мороз. Мороз подбирался и к самому защищенному уголку— к кроватке девочки. Молоко замерзало в бутылке, когда ребенок засыпал, сжимая ее в ручонках.
Как?то Полэну удалось получить через Благотворительный комитет талоны на молоко, хлеб и мясо. Ребенку дали молока, разбавленного водой. Хлеб высушили и ели его с наслаждением целую неделю. Мясо разрезали на маленькие кусочки и спрятали на самый крайний случай.
Полэн целый день бродил по лесу, надсаживался, орудуя топором, и возвращался вечером, изнемогая под тяжестью срубленных веток.
Но вот однажды утром не осталось больше ничего. Ни крошки еды в старом заржавленном котелке, ни капли молока в бутылке девочки, ни единой мысли в голове. Последний глоток молока был выпит два дня назад, и у малютки уже не хватало сил кричать: ее только что вырвало последним кусочком жареного мяса, который ей затолкали в рот.
Полэн в отчаянии опустил топор перед таявшей с молниеносной быстротой кучей хвороста.
Розетта, не встававшая больше с кровати, с трудом приподнялась на груде тряпья и мешковины, служившей ей постелью, и прошептала:
— Полэн, не уходи, пожалуйста. Ты совсем обессилел. Если ты сейчас уйдешь в лес, то больше не вернешься, я знаю.
Она вплотную придвинулась к дощатой стене.
— Иди сюда. Ложись. Подождем. Подождем и ни о чем не будем думать. Давай спать.
От них всегда все отказывались, отказывались с самого дня рождения. Теперь им оставалось только отказаться от самих себя.
Полэн отшвырнул топор. Он подобрал весь хворост до последней веточки и бросил его в печь. Наклонился над девочкой, укрыл ее получше, подоткнул одеяльце. Лег на койку прямо в шинели. Обнял Розетту, натянул поверх старую мешковину н закрыл глаза.
Холод разбудил его. Полэн встал, отворил дверь и вышел, тщательно прикрыв ее за собой. Он задумчиво брел по лесу в глубокой темноте и вдруг стремительно бросился бежать.
* * #
Шантелуб командовал:
— Живее, перетащим их в комнату мамаши Леони. Ты, Ритон, ступай предупреди отца. А ты, Милу, беги к мамаше Мани — пусть, подогреет; чего?нибудь из еды. Молока… побольше молока.
Они вышли из лесу и свернули на тропинку. Бэбэ прижимала к себе ребенка, завернутого в чье?то пальто. Жако шел впереди, он убирал с ее пути камни и предупреждал о встречавшихся рытвинах. Сзади ребята поддерживали, почти несли на руках Полэна и Розетту, другие тащили их жалкий скарб.
Когда процессия добралась до мансарды, в камине уже трещал огонь. Постель была приготовлена, застлана чистыми простынями. Раймон Мартен, Жибоны, Руфены, Берланы и мадам Валевская хлопотали в тесной комнатушке. Мамаша Мани принесла кастрюлю горячего молока и полную суповую миску бульона.
* * %
На следующее утро Жако кончал завтракать и подбирал хлебом соус с тарелки, когда в дверь постучали.
Вошли Жим, брат Виктора, и Милу.
— Привет, Жако. Поговорить бы надо.
Мать тотчас вышла на кухню и принялась шумно двигать кастрюлями: она хотела показать, что не прислушивается к их разговору.
— Виктора арестовали.
— Тьфу ты пропасть! Что он еще натворил?
— Вчера вечером, выйдя из танцевального зала, он вскочил на мотоцикл, стоявший у двери «Канкана», знаешь…
— Он хотел только прокатиться и поставить машину на место, — поспешил уточнить Жим, Жако сердито посмотрел на младшего брата Виктора. Слишком уж хорошо Жим одевался, даже в будни. А работал неизвестно где. В Гиблой слободе его почти не видели. И вечно он ходил с таким видом, словно желал убедить всех и каждого — я, мол, славный парень.
— Да только Виктор прозевал поворот у Шанклозона, — подхватил Милу, — и вернулся домой пешком. А машину так и оставил на месте аварии.
— Брат лег спать, — продолжал Жим, — и тут же захрапел. Он ничего мне не сказал. Утром его разбудили полицейские. Хозяин мотоцикла, верно, пожаловался…
— Посмотрим, нельзя ли что?нибудь сделать, — сказал Жако.
Он крикнул, обернувшись в сторону кухни:
— Мам, который час?
— Скоро половина седьмого, — донесся голос матери.
— Морис, должно быть, уже ждет меня.
Жако надел теплую куртку и спросил:
— Ну, как, Милу, ты все еще без работы?
— Да, поеду с поездом 6.40 в Париж, побегаю по конторам, учреждениям.
Жако послюнявил указательный палец и осторожно пригладил усики.
— Послушай, есть у тебя велосипед?
— Есть, а в чем дело?
— Едем вместе с нами на стройку, заменишь Виктора. — И он прибавил, открывая дверь: — Увидишь, работенка не из легких.
В то же утро Баро сказал:
— Вот уже скоро две недели, как мы работаем на строительстве одни. Две недели, как мы обходимся без хозяев. Мы доказали, что если строительство остановится, то это будет не по вине рабочих, а по вине правительства. Наступают решающие дни. Будем же бдительны и тверды.
Когда железобетонное покрытие было готово, бригаду бетонщиков перебросили на другое здание, где
