— Чаю? — спросила миссис Каснофф, аккуратно усевшись на свой фиолетовый трон.
— Да, спасибо.
Пока она наливала в чашку крепкий красный чай, мы молчали. Миссис Каснофф, не спрашивая, добавила в чай молоко и сахар.
Я отпила чуть-чуть. Чай на вкус был точно такой, какой мне делала мама в дождливые зимние дни, когда мы с ней устраивались на диване, читали и разговаривали. Знакомый вкус подействовал успокаивающе, и я немножко расслабилась.
Надо полагать, так и было задумано.
Я посмотрела на директрису.
— А откуда вы…
Она отмахнулась:
— Я ведьма, София.
Я насупилась. Не люблю, когда мной манипулируют. Так же сильно не люблю, как змей и Бритни Спирс.
— Значит, вы знаете такое заклинание, чтобы придать чаю вкус… чая?
Миссис Каснофф сделала глоток и мне показалось, что она сдерживает смех.
— На самом деле — даже больше того. — Она показала на чайник. — Загляни в него.
Я заглянула.
Чайник был пустой.
— Твой любимый напиток — чай «Ирландский завтрак», который заваривает твоя мама. Если бы ты любила лимонад, в чашке оказался бы лимонад. Горячий шоколад — был бы горячий шоколад. Базовое заклинание комфорта, очень помогает, когда нужно, чтобы собеседник почувствовал себя непринужденно. И ведь подействовало, пока не включилась твоя прирожденная подозрительность.
Ого! Круто. Я даже и не пробовала применять универсальные чары.
Конечно, я бы ни за что ей не показала, что восхищаюсь.
— А если бы моим любимым напитком было пиво? Вы бы подали его мне в запотевшей кружке?
Миссис Каснофф чуть приподняла плечи — жест слишком элегантный, чтобы сказать, что она пожала плечами.
— Признаюсь, я была бы в затруднении.
Она вытянула из стопки папок одну, в кожаной обложке, и снова устроилась на троне.
— Скажи мне, София, что именно ты знаешь о своей семье?
Она откинулась на спинку кресла, изящно скрестив лодыжки — поза настолько неформальная, насколько это вообще для нее возможно.
— Я знаю не так уж много, — настороженно ответила я. — Мама у меня из Теннесси, ее родители разбились на машине, когда ей было двадцать лет…
— Я спрашивала не о родных со стороны матери, — перебила миссис Каснофф. — Что тебе известно о родственниках отца?
Она уже даже не пыталась скрыть волнение. Я вдруг почувствовала, что от моего ответа очень многое зависит.
— Я знаю только, что папа — колдун по имени Джеймс Атертон. Мама с ним познакомилась в Англии. Он сказал, что там и вырос, но мама не уверена, что это правда.
Миссис Каснофф со вздохом поставила чашку и стала рыться в кожаной папке, сдвинув очки со лба на нос.
— Минуточку, где оно… Я же только что видела… А, вот!
Она сунула руку в папку, но вдруг остановилась и посмотрела на меня.
— София, все, что обсуждается в этой комнате, должно остаться между нами. Это крайне важно. Твой отец просил меня показать это тебе, когда я сочту, что для этого настало время. Я чувствую, что оно настало.
Я кивнула. А что на такое скажешь?
Видимо, другого ответа миссис Каснофф и не ждала. Она протянула мне черно-белую фотографию. Со снимка на меня смотрела молодая девушка — может, на несколько лет старше меня. Судя по стилю одежды, фотография была сделана в шестидесятые годы двадцатого века. Подол темного платья чуть ниже колен развевался, словно от легкого ветерка. Волосы у девушки были светлые — должно быть, белокурые или рыжие.
На заднем плане виднелся парадный вход Геката-Холла. В то время ставни на окнах были белыми.
Девушка улыбалась, но как-то напряженно, вынужденно.
И глаза. Большие, широко расставленные, очень-очень светлые.
Знакомые глаза.
Я только однажды видела такие — это были глаза моего отца на единственной его фотографии, которую я хранила.
— Кто… — Голос у меня сорвался. — Кто это?
Миссис Каснофф внимательно наблюдала за мной.
— Это, — сказала она, наливая себе еще чаю, — твоя бабушка, Люси Барроу Атертон.
Бабушка? У меня перехватило дыхание. Я всматривалась в ее лицо и отчаянно искала в нем себя.
И не нашла. У нее были резко очерченные высокие скулы, а у меня лицо круглое. Нос у нее был слишком длинный, не похожий на мой, и губы слишком тонкие.
Я глаз не могла отвести от этого лица, такого грустного, несмотря на улыбку.
Я спросила:
— Она жила здесь?
Миссис Каснофф сдвинула очки на лоб и кивнула.
— Люси выросла здесь, в «Гекате» — конечно, тогда это заведение еще не называлось «Гекатой». Насколько я знаю, снимок был сделан вскоре после рождения твоего отца.
— Вы… вы ее знали?
Миссис Каснофф покачала головой.
— К сожалению, в то время меня здесь еще не было. Но, разумеется, о ней знают почти все экстраординарии. Ее история уникальна.
Шестнадцать лет я мечтала узнать, кто же я на самом деле, откуда взялась. И вот он, ответ, прямо передо мной.
— Почему?
— В первый учебный день я рассказывала о происхождении Экстраординариума. Помнишь?
Конечно, помню, подумала я. Всего две недели прошло. Но я решила воздержаться от сарказма и ответила просто:
— Помню. Ангелы, восстание против Бога.
— Да. Однако твои предки обрели магическую силу только в 1939 году, когда твоей прабабушке Алисе исполнилось шестнадцать.
— Я думала, ведьмой нужно родиться. Мама говорила, только вампиры сначала бывают людьми.
Миссис Каснофф кивнула.
— Обычно так и происходит. Но время от времени находится человек, который хочет изменить свою судьбу. Кому-то попадает в руки книга заклинаний или магическая формула — любой способ приобщиться к мистическому, к божественному. Очень немногие остаются в живых после такого. Твоя прабабушка оказалась в числе этих немногих.
Я не знала, что сказать, и потому отпила еще чая. Он остыл, на дне скопился сахар, и остаток чая получился сладким, как сироп.
В конце концов я спросила:
— Как?
Миссис Каснофф вздохнула.
— Увы, это мне неизвестно. Если Алиса и рассказывала кому-нибудь, записей об этом не сохранилось. Я знаю только разрозненные обрывки. По-видимому, она связалась с исключительно неразборчивой в
