Кубасов Петр Николаевич погиб в автомобильной аварии. Избирательную кампанию решили не проводить, слишком накладно. Появился управляющий «со стороны», работающий по контракту с городским Советом и занимающийся решением текущих городских задач. А политичный, молодой, избегающий церемониальных мероприятий, не подотчетный населению. В городе мало кто догадывался, что он полностью зависим от городского Совета (читай, от Киры Ильиничны) и лично от губернатора Морозова, чем нисколько не расстроен, поскольку в обмен на лояльность имеет такие бонусы, которые не снились даже топ-менеджерам банков с мировыми именами…
— Наше вам с кисточкой, господа, — буркнул Коровин, обозрев собравшихся. Он что-то насвистывал под нос и пытался вызвать к жизни навороченный смартфон — давил на сенсорные кнопки и досадливо качал головой.
— Не свистите, Сергей Дмитриевич, — проворчал генерал. — Денег не будет.
— Это у вас не будет, Григорий Алексеевич, — парировал сити-менеджер. — А мои деньги устойчивы к свисту. Черт, вы знаете, господа, что в этом гиблом месте отсутствует связь?
— В прошлый раз она тоже отсутствовала, — заметила Кира Ильинична. — Вы точно так же ругались и нажимали все подряд. Вы забыли, Сергей Дмитриевич, что в Аргадонском урочище нет сети. Впрочем, телефон у вас в тот день был другой.
— А Сергей Дмитриевич ходит в ногу со временем, — улыбнулся губернатор. — Пятый айфон, пятый БМВ. Надеюсь, вы не на нем сюда приехали?
— На «Туареге», Василий Иванович. — Коровин спрятал в карман игрушку и сухо улыбнулся. — На скромном «Туареге». Ау вас тут неплохо, господа. Рад, что прибыл не последним, — он посмотрел на генерала, который под его взглядом начал багроветь и проглотил смешинку. — Боже мой, Григорий Алексеевич, вы побывали в живом уголке?
— В каком еще живом уголке? — проворчал генерал.
— Ну, кто-то же на вас напал, — под общий гогот пояснил Коровин. — А разве разумному существу придет в голову такое вытворять с главным областным полицейским? Простите, Григорий Алексеевич, — опомнился Коровин, заметив, что генерал уже готов подняться и двинуть ему в ухо. — Я понимаю, что тема вам неприятна, обещаю, что больше ее не коснусь, — он еще раз покосился на разбухшую генеральскую щеку и, отвернувшись, усмехнулся в кулак.
Неловкость загладил очередной тост — после того, как Коровин смело махнул штрафную за присутствующих здесь дам. «Ну, наконец-то, — проворчала повеселевшая Кира Ильинична. — Хоть кто-то догадался…»
— А где этот унесенный до ветра? — спохватился губернатор, воззрившись на закрытую дверь в глубине помещения.
— Кто? — не понял Коровин.
— Конь в пальто.
— А-а… — Коровин догадался, что речь шла о сенаторе Баркасове.
— В унитазе утонул? — предположила Кира Ильинична.
— Такой не тонет в унитазе, — фыркнул Олейник.
— Да уж, не золото, — согласился губернатор.
Раздалось выразительное покашливание, и в проеме образовалась долговязая фигура облегчившегося сенатора.
— Долго вы, Владимир Митрофанович, — прокомментировал губернатор. — Что вы там делали? Обнаружили следы внеземной канализации?
— Долго? — удивился Баркасов. — То есть вы считаете, Василий Иванович, что мне там не о чем подумать?
— Что-то у меня опять настроение портится, — обнаружила Кира Ильинична, с неприязнью покосившись на сенатора. — Пойду-ка прогуляюсь с пустыми ведрами…
— Мимо Глобуса не пройдите, — встрепенулся Коровин, стоящий у окна. — Он как раз подъехал — с сопровождающими лицами.
Очередной прибывший человек резину не тянул — что-то бросил сопровождающим лицам и зашагал в дом. И через минуту предстал во всей красе. Среднего роста, рыхловатый, но подвижный, с маленькими, близко посаженными глазками. Душа компании — Глобарь Николай Аверьянович, «партийная» кличка Глобус, большой любитель поржать и подурачиться. Временами вкрадчивый, вгоняющий в дрожь колючим взглядом, временами прикидывающийся простаком. Его маленькие глазки постоянно были затянуты волокнистой пеленой, ходили слухи, что он принимает психоактивные препараты, но никто его за руку не ловил, и, возможно, это были только слухи. Формально Николай Аверьянович отношения к властным структурам не имел. Он просто слыл бизнесменом. Причем весьма авторитетным. В лихие девяностые отсидел небольшой срок «за организацию преступного сообщества», но это пошло ему только на пользу. В то время, как конкуренты пачками гибли в разборках, Николай Аверьянович спал на мягкой тюремной перине и с зоны управлял своими разрастающимися активами. Выйдя на свободу, он стал респектабельным коммерсантом, прибрал к рукам практически всю городскую торговлю, построил пивзавод, озаботился собственной безопасностью, то есть ликвидировал всех выживших конкурентов и при этом умудрился не разругаться с властью. Состояние Николая Аверьяновича росло, как на дрожжах. Отправлять его в тюрьму было бессмысленно. Да, собственно, и не за что — бизнес был легальным (во всяком случае верхушка айсберга), а душевный покой рублевого миллиардера охраняли не только ловкие адвокаты, но и городские прокуроры и самый справедливый в мире суд. Он не чурался благотворительности, подбрасывал детским домам, интернатам, церкви, подружился с властной верхушкой, утвердился в обойме и неоднократно делом демонстрировал свою лояльность правящему клану. В некотором роде Николай Аверьянович был амортизатором — между областным руководством и полным загадок «нижним миром». Без такого ценного кадра властям пришлось бы туго — ведь жизнь и политика явления многогранные, и неприятности могут исходить не только от официальных структур.
— Выпьете, Николай Аверьянович? — учтиво предложил губернатор.
— Базара нет, Василий Иванович, — ощерился новоприбывший. — Вернее, почти нет. Полную не наливайте, вот так, ага, достаточно. Господа, вам не кажется, что в преддверии охоты лучше не нагружать свои организмы спиртным? Вы уже, погляжу, хорошенькие.
— Побойтесь бога, Николай Аверьянович, — загоготал губернатор. — Мы же исключительно для снятия стресса. Вы же не думаете, что мы перестреляем друг друга?
— Уговорили, Василий Иванович, — Глобарь поднял свою стопку. — Все готовы снять стресс? — он пристально уставился на пыхтящего от злости генерала и возвестил под сдавленные смешки. — А вы, Григорий Алексеевич, его, похоже, уже сняли. Я слышал, с вами на днях приключилась чертовски занимательная история.
— Помолчите, Николай Аверьянович, — скрипнул Олейник. — А то ведь не приведи Господь.
— Ох, менты, менты… — покачал головой Глобарь, осушив свою стопку. Баркасов потянулся к последнему лежащему на столе огурчику, но Глобарь схватил его раньше и быстро, пока не отобрали, сунул в рот. — В большой семье, Владимир Митрофанович, клювом не щелкают.
— Хам, — вздохнул сенатор.
— Кстати, насчет ментов, — срыгнув, продолжал вещать Глобарь. — Что это затеяли ваши коллеги в Воронеже, Григорий Алексеевич? Областное руководство УВД на полном серьезе обсуждает вопрос запрета тамошним полицейским в вечернее и ночное время управлять личным транспортом, а также ввести табу на посещение полицейскими в свободное от службы время заведений, где продают спиртное. Это что же теперь, любимую женщину в ресторан не сводить? Тещу, прибывающую ночным рейсом, не встретить в аэропорту? Ах, простите, участились случаи, когда бухие менты сбивают пешеходов на «зебрах» и устраивают потасовки в кабаках. Слушайте, господа, я, конечно, понимаю, что мы живем в абсурдное время, но чтобы совсем дойти до маразма…
— Николай Аверьянович, кстати, прав, — заметила Кира Ильинична. — Надеюсь, эта шибко умная инициатива не пройдет. Полицейские в нашей стране, конечно, отдельная грустная песня, но, в общем-то, они такие же граждане, обладающие равными со всеми правами.
— Вас просто не лупили в кабаке бухие менты, Кира Ильинична, — хищно оскалился Олейник. — И на «зебре» вас не сбивали. Хотя с какой стати вы бы оказались на этой зебре?
