всех. «Домой». — Который час?
— Почти полночь.
— А день какой?
— Среда, восьмое октября. Скоро наступит четверг.
— Скоро наступит четверг, — снова повторила она. — Какой ты замечательный, Ян. По первому слову бросаешь все дела и едешь выручать меня! А от него пахло одеколоном. — Норма до сих пор не вполне овладела собой.
— От кого?
— Ну, который звонил по телефону… с измененным голосом. Я его так и не увидела. Глаза они мне завязали, а на руки…
Норма уставилась на свои руки. Конечно, никаких наручников.
— Они все время держали меня в бункере в наручниках… Я думаю, это был бункер… Знаешь, один из тех, что остались с военных времен… Подземный бункер… Где-то в лесу… Далеко отсюда… О Ян, как омерзительно там было…
— Не надо, — сказал он. — Не думай сейчас об этом. Все позади. Все хорошо.
— Как это все может быть хорошо? А, Ян? Ничего хорошего я не ожидала.
— И все-таки, Норма, тебе придется поверить. — И Барски от души, раскатисто рассмеялся.
— Но как же?.. — ей вспомнилось нечто важное. — Где Еля?
— В больнице имени Вирхова, в детском отделении.
И только сейчас она явственно ощутила, что ее действительно обдувает теплый ветер.
— С ней ничего страшного не случилось?
— Нет, Норма. Нет, хорошая моя. Моя храбрая Норма! Ничего страшного. Сегодня рано утром высадили ее из машины где-то в Харбурге. Она там заблудилась. Ну и шок… Ее долго не могли вывести из этого состояния. Поэтому и поместили в детское отделение. Завтра утром ее выпишут. Мы с тобой за ней заедем… Сегодня в семь утра ко мне явился субъект, назвавшийся Хегером. Я передал ему плату и код. В девять утра я получил в Дрезденском банке обе копии с результатами наших опытов. Хегер ждал меня в машине. Я передал ему обе папки.
— Почему?
— Но ведь они же требовали, дорогая! Если бы я заупрямился, они убили бы тебя или Елю.
— О да, понимаю. И по этой причине ни Сондерсен, ни его люди не вмешивались. Сейчас я все вспомнила. А дальше? Дальше что?
— Алвин Вестен с Эли Капланом нашли в последний момент выход.
— Выход?
— Да, выход из ситуации, когда лишь одна из сверхдержав завладевает вирусом и вакциной.
— Продолжай, не тяни!
— Этому типу, который звонил тебе, было известно, что мы храним в банковском сейфе копии наших материалов. Ну, на случай пожара в институте, например. Понимаешь?
— Да, да, не повторяйся!
— Он потребовал обе копии. Тогда весь материал оказался бы у него одного.
— Да, еще бы! Но почему «оказался бы»?
— Помнишь, Том до последнего своего часа работал в инфекционном отделении. Для чего ему, естественно, потребовался компьютер-терминал, чтобы иметь возможность получать любые данные с главного компьютера.
— Да, да! Дальше.
— И тут Вестену и Каплану почти одновременно пришла в голову мысль, что из комнаты Тома, в которой поселилась Петра, никто компьютер не уносил.
— Фантастика.
— Вот именно фантастика! Ты уже понимаешь, к чему я клоню? Эли знал код. Он засел в кабинете Петры за компьютер и сделал еще одну копию с платы главного компьютера. На сей раз он перевел ее на дискеты.
— О Ян, Ян…
— Время подстегивало Эли. Он не знал, как долго главный компьютер будет в его распоряжении. Сначала он сделал копию всех данных по вирусу — ведь это самое главное! А потом уже по вакцине Така. Он справился с этим прежде, чем появился Ханс Хегер! Ему удалось, дорогая, удалось!
— После чего…
— После чего Вестен позвонил советскому послу в Бонне и сказал, что американцы завладели материалом, но Каплану, дескать, удалось сделать третью копию. И эти дискеты, объяснил Вестен, они готовы передать Советам. Ну и вот — русские связались с американцами и дали им понять, что им
— Теперь подожди, — сказала Норма. — Подожди, ладно? Это Алвину и Каплану пришло в голову передать все обеим сторонам?
— Да, дорогая, да. Алвину и Каплану. Мы уже не верили, что выход найдется. А видишь, они его нашли!
— Выходит, теперь отличное оружие для Soft War есть и у американцев, и у русских.
— Да, — кивнул Барски. — Тем самым оружие притупилось, сделалось негодным. У обеих сверхдержав есть вирус, но есть и вакцина. Они могут, конечно, попытаться применить вирус. Но никто из них на это не решится. Никто из них не нанесет удар первым. Тем и другим потребуется огромное количество вакцины. И сильно опередить друг друга они не в состоянии. Одним словом: в обеих странах вакцинация пройдет почти одновременно. И вирус потеряет всю свою ударную силу. Когда я сказал, что оружие притупилось, я говорил как раз об этом обстоятельстве.
Норма снова откинулась на спинку заднего сиденья.
— У обеих сторон есть и то, и другое. И следовательно, ничего ни у кого нет. Разве не великолепная мысль осенила Вестена и Каплана? Не спасительная идея? Разве они оба не молодцы? Ну скажи же!
— Великолепная! Замечательная, спасительная мысль! Они не просто молодцы, они гении.
Теплый встречный ветер напевал свою ласковую песню. Норма прижалась щекой к плечу Барски и попросила:
— Давай поедем домой, Ян! Давай поедем домой!
— А куда же еще?
— Нет, — шепнула Норма ему на ухо. — Ко мне. Ко мне домой. Знаешь, как я об этом мечтаю…
44
Вместе с ним она вошла в квартиру на последнем этаже дома на Паркштрассе.
Моя квартира, думала она, проходя вперед. Она для меня все равно что для зверя его нора, в которую он может вернуться уставший, или весь в ранах, или голодный, или подыхающий. Или довольный и веселый, потому что удачно поохотился, или хорошо плыл, или победил всех в беге взапуски. Это моя родина. И другой у меня нет. Они отняли ее у меня. Но я вернула ее себе. Теперь я больше не одна. Больше не одна…
Норма переходила из одной комнаты в другую, Барски — за ней.
Вот два безногих солдата Цилле, «Влюбленные под лилиями», «Влюбленные над Парижем» и «Евреи в зеленом» Шагала, «Посрамление Минотавра» Дюрренматта. А вот «Смерть» Хорста Янсена, взрезающая брюхо себе самой, и маленький барабанщик, работа Крюгера-лошадника. Не оригиналы, конечно, копии — но первоклассные.
А вот стрельчатые окна, выходящие на балкон. Норма широко распахнула их, они с Барски вышли на воздух, и безмолвно уставились на мерцающие огоньки плывших по Эльбе судов.
— Мне нужно выкупаться, — сказала она вдруг и поспешила в ванную. На пороге комнаты еще раз оглянулась: — Я хочу смыть с себя эту грязь! И выбросить в мусоропровод мои тряпки! Наберись терпения,
