окруженный батальон 137-го полка и начали перегруппировывать часть сил на свой правый фланг, обстреливая все более интенсивно линию обороны советских войск от высоты 119,0 до Радомки. Уже в 18.00 крупные силы пехоты при поддержке танков атаковали Гроблю на лесном участке 111.
В это самое время с левого фланга 102-го полка двинулись в атаку 2-й и 3-й батальоны 137-го гвардейского полка, чтобы помочь своим товарищам, окруженным более суток.
Молниеносный, осуществленный без артиллерийской подготовки удар застал немцев врасплох. 3-й батальон, несмотря на ранение командира майора Лебедя, за четверть часа овладел четырехсотметровым участком, достиг дороги на Грабноволю у опушки леса. 2-й батальон, нанося удар вдоль этой дороги в северном направлении, приблизился к Студзянкам на 500 метров. Однако там ему не удалось удержаться. Из деревни и с фольварка бросились в контратаку пехота и танки гитлеровцев. Батальон был отброшен к югу. Поддержанный батареей 45-мм орудий, он окопался и остановил противника.
Бои были тяжелые и кровопролитные. 137-й полк потерял в этот день 60 человек убитыми и 180 ранеными. Однако захваченная им территория в лесу Ленги, как серп, врезалась с запада в основание клина, удерживаемого дивизией «Герман Геринг». Основание клина в результате сузилось до 1800 метров.
Немцы развивали активность на правом фланге. Несмотря на потерю двух тяжелых танков, транспортера и двух 75-мм орудий, они упорно лезли на позиции батальона Ишкова, а с 18.30 начали атаковать 174-й полк севернее Ходкува. Атаки на самом берегу Радомки не прекращались до вечера.
Рассчитывая, что атаки на лесной участок 111 и под Ходкувом отвлекли советские резервы на фланги, они нанесли около 20.00 удар в направлении Разъезда, на стыке 142-го и 170-го полков. Однако они наткнулись на минное поле и не выдержали огня прямой наводкой, который открыли окопавшиеся Т-34 и артиллерия. С высоты 112,2 на помощь прибыли танки штаба и разведки 1-го полка.
После часового боя, поняв, что атака не удалась, командование дивизии «Герман Геринг» отдало приказ отойти на исходные позиции. Еще некоторое время лаяли минометы, гремели выстрелы отдельных пушек, а потом все стихло. Опустилась ночь. Изредка тишину нарушал стрекот пулеметных очередей.
Клещи (13 августа)
Молодые
— Гражданин генерал, заместитель командира 2-го танкового полка подпоручник Светана прибыл.
Межицан один. Он сидит без сапог, в расстегнутой рубахе и похож сейчас скорее на отдыхающего кузнеца, чем на командира бригады.
— Садись, Владек, — говорит вполголоса генерал и начинает показывать на карте: — На западной стороне немецкого клина — 35-я дивизия и 137-й стрелковый полк, на восточной — два остальных полка 47 -й дивизии. Между ними расстояние около 1800 метров. Далее на север, в самом широком месте, район, занятый немцами, растянулся на два с половиной километра от западной окраины Студзянок до лесной сторожки Остшень. По форме это скорее гриб, чем клин, но оборона его очень крепкая. Как его ликвидировать?
Генерал поднимает карандаш и смотрит Светане прямо в глаза.
— Отрезать у основания, окружить…
— И уничтожить, — доканчивает генерал. — Значит, нам нечего волноваться? Наша бригада на этом грибе, как надетая набекрень шапка. С запада и севера мы полукругом охватываем деревню, фольварк и кирпичный завод. Будем ждать, пока советские пехотинцы окружат гитлеровцев.
— Я не ото имел в виду, гражданин генерал.
— А что?
— Отсечь клин нужно в лесу, а помочь советской пехоте могут 1-я и 3-я роты Чайникова. Наш полк и мотопехотный батальон сковали бы противника, не давая ему преждевременно отойти, а затем и разгромили бы окруженную группировку.
— А как ты намерен удерживать немцев, чтобы они преждевременно не отошли?
— Оказывать постоянное давление. Не давать им оторваться, провоцировать на контратаки.
— А если они уже теперь, ночью, отводят свои войска? — Карандаш пробежал по карте. — Кулаковский и разведчики Пшитоцкого докладывают, что в западной части Студзянок уже нет противника.
Светана вскочил, но, встретив взгляд генерала, опять сел и мрачно молчал.
— Я знаю, Владек, о чем ты думаешь. Вот, мол, командир бригады держит тебя в штабе, а тем временем враг уходит из западни. Ты хотел бы быть сейчас на своем месте и в душе ругаешь меня за глупые выдумки.
— Гражданин генерал, я…
— Молчи. Зачем обманывать? Любой человек может вспылить, и я тебя не виню. Я еще не старик. Между нами разница только четыре года. Тебе тридцать, мне тридцать четыре, но мы — разные по характеру люди.
Наступило молчание. Межицан прислушивался к отголоскам фронта. Редкие выстрелы орудий доносились сюда приглушенно. Где-то недалеко разорвался крупнокалиберный снаряд, дрогнула лампочка, подвешенная на ярком немецком проводе.
— Не горюй, Владек, — снова заговорил генерал. — Немцы не только не выводят войска из клина, а направляют туда новые роты. Мы захватили мотоциклиста. Он вез приказ. Фашисты решили перейти к обороне на занимаемых позициях. Они сражаются уже шесть дней. Наша бригада находится здесь третий день. Вчера немцы, кажется, поняли, что ликвидировать плацдарм не так-то просто, но они не теряют надежды и готовятся к новому наступлению в ближайшее время. За это они дорого заплатят. Хороший командир должен уметь не только вовремя ударить, но, если нужно, вовремя и отступить.
Межицан так разложил карту, чтобы виден был весь плацдарм.
— Позавчера ночью дивизия имени Траугутта заняла территорию в несколько километров фронта на Пилице. позволив 8-й армии создать резерв и перебросить артиллерию. Плацдарм мы не отдадим! Отсюда нам открывается путь на Лодзь, Познань и Быдгощ. — Он говорил, все более воодушевляясь. — А может быть, даже к Одеру, на его западный берег. Этот плацдарм — трамплин для прыжка на Берлин. И прежде всего — ключ к Варшаве. Ты видел на севере дым? Отсюда мы не должны выпустить ни одной дивизии, иначе погибнет сражающийся город. Танки, которые мы здесь сожжем, солдаты, которых мы здесь убьем, не пойдут на Варшаву.
Светана слушал командира как зачарованный. Ему казалось, что стены землянки раздвигаются и он видит танки своего полка, идущие по улицам Варшавы. Вот они, гремя гусеницами, прошли по Пулавской улице и через поля направились в сторону Берлина. Бои рот Козинеца и Гугнацкого, смерть Петкевича, Шиманьского и Бойко, обгоревшие «тигры» — все это вдруг приобрело новый смысл.
— До Берлина далеко, а до Варшавы тоже не близко. — Межицан заговорил спокойным, деловым тоном и, достав карту Польши, продолжал объяснять: — Сначала нужно навести порядок на правом фланге, который сильно отодвинут на восток, от Вислы и за Соколув-Подляски — более 80 километров. С тех пор как мы начали переправу, с 9 августа, там идут бои. В сражение введены пять армий и три танковых корпуса. Но им нелегко. За четыре дня захвачены Соколув-Подляски, Венгрув и Hyp, пехота дошла до Косув, но на подступах к Праге встретила упорное сопротивление и контратаки. Смогли взять лишь Станиславув и занять несколько километров местности. Наступление поддерживает только часть 2-й танковой армии, а ее 16-й корпус, который был направлен нам на помощь, выдвигается на магнушевский плацдарм. Нашим на севере нелегко наступать по обоим берегам Западного Буга, но уже завтра мы получим поддержку авиации, которой
