голос и обращаясь к членам «суда». — Этот офицер — свидетель, вы понимаете? Мы должны судить преступника, и если обвинения Вирокка будут подтверждены, он должен замолчать. Вы понимаете?
Остальные дали согласие на это зловещее предложение: они прекрасно понимали, что их правосудие не более чем фарс. «Судьи» для таких дел были специально подобраны, и прежде всего — председатель, печально известный полковник Гардотт.
Внутри своей камеры Майнард мог слышать, что происходит, но что касается содержания разговоров — почти ничего не мог разобрать. Буря на улицах все еще продолжалась — были слышны ружейные залпы и стрельба из орудий. Новые заключенные были приведены во внутренний двор, откуда доносились шаги солдат и стальное бряцание их сабель. Посторонний шум доносился отовсюду.
Тем не менее одно-два слова, которые были им услышаны через замочную скважину, прозвучали зловеще в его ушах. Он был знаком с головорезом Вирокком и знал, что такого человека следует опасаться.
Все же Майнард не испытывал страха за свою жизнь — он не ожидал смертного приговора. Он полагал, что его будут держать в тюрьме, пока бунт не закончится, и когда рассмотрят его дело, у военных не будет другого выхода, кроме как оправдать его. Он только был раздражен произволом и издевательством над собой, а также арестом, который он перенес. Майнард был слабо знаком с характером этого бунта и совсем не был знаком с его режиссурой.
По своему опыту честного вояки он не мог предположить, как далеко могут зайти эти франко- алжирские бандиты, в чьих руках он оказался.
Он был потрясен убийством — иначе он не мог назвать это злодеяние — его товарища-заключенного. Тем не менее последний имел какое-то отношение к происходящему, и Майнард не мог предположить, что подобное возможно и в отношении его самого. Кроме того, он был иностранец, и его никак не могли судить за политические убеждения. Он находился под защитой флага своей страны.
Однако защита флага не сработала, потому что в огне революции, среди таких отъявленных палачей, флаги не были важны.
У него было мало времени, чтобы успеть порассуждать об этом. В то время как он возмущался расправой, только что развернувшейся за стеной, дверь его камеры распахнулась, и он был приведен в «зал суда».
— Ваше имя? — надменно начал допрос председатель.
Майнард ответил, тем самым принимая условия игры.
— Страна?
— Я ирландец, британский подданный, если вам будет угодно.
— Это не имеет значения, месье! Мы все здесь равны, тем более в такое время. Мы не делаем различий для тех, кто сеет мятеж. В чем вы его обвиняете, лейтенант Вирокк?
С искусством крючкотворца, умеющего плести сети лжи и напраслины, искусством, которое сделало бы честь любой белошвейке, офицер зуавов рассказал свою версию истории.
Майнард был поражен таким искусством лжи. Он с презрением отверг все эти обвинения.
— В чем же меня обвиняют, месье? — сказал он, обращаясь к суду. — Я не подтверждаю ваше право судить меня, тем более трибуналом на этом барабане. Я призываю вас приостановить это слушание. Я буду обращаться в посольство моей страны!
— У нас нет времени для обращения в посольство, месье. Вы можете подтверждать или не подтверждать наше право судить — это как вам будет угодно. Мы здесь судьи, и мы намереваемся довести этот суд до конца. Вне зависимости от вашего великодушного разрешения.
Этот головорез еще пытался острить.
— Джентльмены, — продолжил он, обращаясь к другим членам «суда». — Вы выслушали обвинение и защиту. Вы должны решить, на самом деле виновен обвиняемый или нет.
Голосование началось с худого, словно больного цингой, младшего лейтенанта, исполнявшего роль секретаря суда. Это существо произнесло так, словно заранее знало результат:
— Виновен!
Зловещее слово по кругу обошло барабан и вскоре было заключено еще более зловещей фразой, произнесенной председателем:
— Приговаривается к смертной казни!
Майнард вздрогнул, как будто в него выстрелили. И вновь он сказал себе:
— Может, все это мне снится?
Но нет, кровоточащий труп его недавнего товарища-заключенного, лежащий в углу двора, был более чем реален. Также реальны были хмурые лица его судей и взвод палачей, одетых в форму, стоящих в стороне и приготовившихся привести в исполнение смертный приговор. Все вокруг говорило о том, что это не было ни сном, ни злой шуткой, — это было пугающей действительностью!
Неудивительно, что Майнарда охватил ужас. Неудивительно, что в час смертельной опасности он не мог не вспомнить эти слова, проникшие ему в самое сердце: «Я приду к вам на помощь! Я приду!» Неудивительно, что его взгляд с тревогой и надеждой был обращен к входной двери.
Но та, которая говорила об этом, пока не приходила. Даже если б она пришла, что бы она смогла сделать? Девочка, невинный ребенок, чем бы помогло ее заступничество перед этими беспощадными людьми?
Она даже не могла знать, где они его держали. На переполненной людьми, неистовствующей улице или даже уже при выходе из дома она, возможно, потеряла его из виду, и помощь от нее придет слишком поздно!
У него уже не осталось никаких надежд на ее появление. Никогда больше он не увидит ее в этом мире! Мысль эта вызвала боль. Она заставила его обратиться к судье и обвинителям и дать волю гневу, бушевавшему в его груди.
Его речи вызвали лишь насмешки у беспощадных судей.
Вскоре они вообще перестали обращать на него внимание. Свежие заключенные поступили в эту тюрьму — возможно, новые жертвы суда на барабане. Суду были неинтересны более его апелляции.
Суд завершил свою «работу» и передал его Вирокку со взводом палачей, одетых в форму. Двое из них отвели и поставили Майнарда у стены, рядом с телом республиканца. Майнард был связан и не мог оказать сопротивления. Никто не смог бы ему помочь. Солдаты стояли, ожидая команды «Пли!»
И через мгновение команда эта поступила бы, ибо командовал здесь лейтенант зуавов. Но судьба распорядилась иначе. Прежде чем лейтенант успел дать команду, наружная дверь открылась, пропустив человека, чье появление немедленно приостановило процесс.
Бросившись наискосок через внутренний двор, он оказался между солдатами и их жертвой, одновременно достав из-под пальто и развернув флаг, которым поспешил прикрыть осужденного.
Даже пьяные зуавы не осмелились открыть огонь по этому флагу. Ибо это был королевский штандарт Англии!
У заключенного между тем появился второй защитник. Почти в тот же самый момент другой человек торопливо пересек внутренний двор и развернул перед глазами разочарованных палачей еще один флаг, который требовал к себе не меньшего уважения, ибо это был звездно-полосатый флаг — символ единственной республики на Земле.
Майнард служил под обоими флагами, и на мгновенье он почувствовал, что не может понять, какой из них любит больше. Он не знал человека, пришедшего к нему на помощь последним, но когда он увидел, кто был первый спаситель — британский флаг держал сэр Джордж Вернон, — его сердце наполнилось еще большей радостью, чем та, которую давала мысль о спасении.
Глава XXXIX. Снова в Вестбурне
И вновь оправимся в британскую столицу, где найдем мистера Свинтона сидящим в своей квартире. Это те же самые меблированные комнаты, с тем же стулом из тростника, которым он ударил свою несчастную жену. Она также была там, но не сидела на стуле.
