— Глупости, — возразил Говард. — Этот апельсин, то есть яйцо, в животе у мамы!
— Говард, ты его совсем запутал, — вмешалась Джулия.
Каждый понедельник Авраам являлся с больной головой и все утро просиживал в сарае, скрестив ноги, держась за голову и постанывая. Уилл каждый раз приносил ему из кухни чашку чая для бодрости (чтобы Джулия не заметила, что с Авраамом), а садовник в благодарность отвечал на любые вопросы, которыми засыпал его мальчик.
— Авраам, — начинал Уилл, — глубоко вы вскапываете клумбу?
— Очень. Розы любят, когда глубоко копают.
— Вы хоть раз докапывались до Китая?
Авраам поморщился:
— До Китая? Да у меня при одной мысли башка трещит!
Уилл рассудил, что для такого предприятия нужна ясная голова, а начать лучше на клумбе с розами. Научился он и сжимать виски, точь-в-точь как мучимый похмельем бушмен. За ужином Джулия заметила, что Уилл держится за голову.
— Что с тобой, Уилл?
— Перепил.
— Чертов Авраам! — буркнул Говард.
Беспокоили Джулию и другие привычки Уилла: он пристрастился мусолить самодельную трубку из палки и катушки для ниток, таскать в заднем кармане бутылку из-под ванили вместо фляги и поглаживать воображаемую бороду.
Как-то утром повар посетовал, что его дочке Рут нечем заняться на каникулах.
— Джозеф, — предложила Джулия, — что ж вы не приводите Рут поиграть с Уиллом?
Так Уилл встретил свою первую любовь.
Рут была изящна, как журавль на берегу реки, и гордилась своей красотой; под мышкой она носила крышку жестянки из-под печенья и любовалась своим отражением. Вдобавок она была старше Уилла на два года, а значит, ей были открыты все тайны жизни.
— Рут, — спросил Уилл, — откуда у твоего отца шрамы на щеках?
— Это его родители порезали, чтобы отогнать злых духов.
— А почему их отгоняют вот так?
— Я же тебе говорила, Уилл, — вздохнула Рут, — злые духи селятся в здоровых душах. А если они увидят шрамы на лице, то решат, что душа больная, и не станут ее трогать.
— А почему у тебя нет шрамов? — спросил Уилл.
— Иисус хранит меня и моего братика Джозефа.
— А почему у тебя кожа черная?
— Такой ее создал Иисус. — Рут достала крышку от печенья, чтобы полюбоваться собой.
Уилл наклонился и стал рассматривать свое отражение рядом.
— А почему у меня кожа не такая, как у тебя?
Решив, что с нее на сегодня хватит, Рут выгнула стройную шею и отвечала:
— Потому что, когда Иисусу надоело делать красивых людей, он наделал уродов.
Уилл обиженно замолчал, чего и добивалась Рут.
Лишь из любви к Рут Уилл безропотно снес подобное оскорбление. А вечером принялся засыпать вопросами маму.
— Ты родишь черных малышей?
— Нет, сынок, таких же, как ты.
— Черные дети красивые, — заметил Уилл.
— Да. — Джулия улыбнулась при мысли, что от таких слов у ее матери волосы встали бы дыбом.
— Разве ты не хочешь черных малышей? — не унимался Уилл, пытаясь увязать мудрость мамы и Рут, — ему казалось, что раз мама хочет еще детей, значит, она им недовольна.
— Белые малыши мне тоже нравятся, — сказала Джулия.
Вернувшись к Рут, Уилл передал ей мамины слова.
— Да, — согласилась Рут, — но для Иисуса черные малыши самые красивые. — Взяв в руки крышку от печенья, Рут одарила себя ослепительной улыбкой.
— Зачем же тогда он делает некрасивых детей?
— Для того же, для чего младенец Иисус, когда устал делать леопардов и газелей, — объяснила Рут, — наделал бегемотов и бородавочников, — для смеха.
— А-а, — протянул Уилл. — Но для девочек-бородавочниц мальчики-бородавочники — не уроды.
Рут прикрыла глаза, разговор ее утомил. Уилл, испугавшись, что ей скучно, решил поговорить о чем- нибудь еще.
— Рут, — начал он, — а знаешь, что Китай на другом конце земли, прямо напротив нас? Если выкопать глубоченную яму, то попадешь…
— Уилл, — Рут зевнула, — можно тебя попросить кое о чем?
— Конечно, Рут.
— Вырой мне яму.
— Зачем?
— Хочу поглядеть на китайца, — сказала Рут с томной улыбкой.
Уилл рад был угодить Рут, но на пути стояла трудность.
— А вдруг я до них докопаюсь, когда у них ночь?
— Вот и хорошо, — обрадовалась Рут. — Хочу увидеть Полночного Китайца.
Место для ямы Уилл выбрал на клумбе, где разрыхленную почву легко было копать. В мгновение ока он выкорчевал два розовых куста с цветами величиной с манго. Красная глина на глубине была прохладная, пахучая.
Рут лежала в гамаке, обмахиваясь банановым листом, и представляла, что плывет по реке, как Клеопатра, окруженная толпой преданных слуг.
— Ну как, Рут? — крикнул Уилл, стоя по пояс в яме.
Рут сверкнула глазами.
— Глубже, Уилл!
— Далеко еще до Китая? — спросил Уилл, но Рут в мечтах плыла по Нилу.
Четыре призовых розовых куста лежали на солнцепеке, кривые корни торчали кверху. Авраам пошел на кухню глотнуть воды и на обратном пути увидел, что стряслось.
— Уилл! — Он в ужасе указал на кусты: — Мамины розы!
— Я рою яму до Китая!
Перепуганный садовник схватил кусты в охапку и пересадил на другую клумбу. Он отругал бы озорника, да что толку? — сам виноват, с похмелья не уследил за лопатой.
— Что случилось, Авраам? — спросила Джулия, когда садовник вырос в дверях кухни, потирая виски.
— Уилл роет на клумбе яму. Розы-то я спас, но…
Джулия вразвалку подошла к боковой двери и крикнула с порога, чтобы не выходить под палящее солнце:
— Сынок, не копай, загубишь цветы!
— Это яма для Рут, мамочка. Я ей копаю.
— Яма для Рут?
— Я обещал ей выкопать, — объяснил Уилл.
— Яму? Зачем?
Уилл помолчал.
— Я ее люблю.
