* * *
Остаток ночи, когда усталость и потрясения притупили чувства Зэлбара, прошел в милосердном забытьи. Ко времени его возвращения Ишад оживила Керда... что оказалось весьма кстати, ибо вивисектор оказал неоценимую помощь, когда встала мрачная задача сопоставления рассеченных шейных позвонков, чтобы определить, какой из целого мешка черепов принадлежал Рэзкьюли.
Собранное тело друга Зэлбар похоронил сам, не доверив это дело некромантке и выкопав могилу вдалеке от кладбища, под деревом, которое они оба любили. Завершив наконец это дело, Зэлбар, шатаясь, вернулся в Дом Сладострастия и проспал непотревоженным больше суток.
Когда он проснулся, прошедшие события показались такими далекими и смутными, что от них можно было бы отмахнуться, как от бредового сна, если бы не два обстоятельства. Во-первых, дух Рэзкьюли не являлся больше, чтобы тревожить его сон, а во-вторых, Миртис выгнала его из Дома Сладострастия, услыхав, что он посещал Дом Плеток и Кандалов. (Скоро она простила его, так было всегда - гнев ее на него таял словно по волшебству.)
Другим следствием всего случившегося было то, что неделю спустя Зэлбар получил официальный выговор. Дело было в том, что, упражняясь на мечах вместе с другими церберами, он вдруг прервал тренировку и жестоко избил одного из зевак. Внушающие доверие свидетели заявили, что единственным оскорблением, которое сделала жертва, было небрежное замечание: 'Ну, церберы сделают все, чтобы быть первыми!'
Диана Л. Пакссон
ЦВЕТ ВОЛШЕБСТВА
Небо плакало, словно какой-то художник, смешав краски, раскрасил мир серым, а теперь пытался все смыть. Вода с помятой шляпы капнула Лало за шиворот, и он, выругавшись, попытался плотнее закутаться в плащ. Считалось, что погода в Санктуарии делится на два сезона - жаркий и нет. Второй как раз и стоял на дворе. Дождь был несильный - скорее настойчивая изморось, окутавшая город обманчивой умиротворенностью, - в такую погоду сотни боевиков десятка с лишним группировок не имели желания бродить по улицам.
'Мне тоже следовало остаться дома', - подумал Лало. Но еще один час в комнатах, кишащих детьми и наполненных запахом промокшей одежды и готовящейся пищи, привел бы к ссоре с Джиллой, а художник поклялся никогда больше не делать этого. 'Распутный Единорог' для него закрыт, но, насколько он слышал, 'Зеленая гроздь' все еще стояла на углу, где Губернаторская Аллея пересекалась с Крестьянской улицей. Там можно будет спокойно выпить стаканчик-другой и решить, что делать...
* * *
Лало нырнул под навес, рядом с которым сиротливо билась о стену потемневшая от непогоды вывеска с изображенными на ней очищенными фруктами. Единственным свидетельством жизни здесь был облезлый серый пес, дрожащий у двери. Лало толчком распахнул дверь, и приветливый аромат подогретого вина заглушил обычные запахи плесени и затхлости.
Сбросив с плеч плащ, Лало встряхнул его. У пса, который тоже встряхнулся, затряслись уши и зазвенел ошейник. Чихнув, он последовал за художником в таверну.
Усевшись рядом с камином, Лало перебросил свой уже источающий пар плащ через спинку стула. Тощий мальчишка-слуга принес подогретого вина с пряностями, и Лало перед тем, как позволить сладкому горячему напитку обжечь ему горло, стиснул перепачканными краской пальцами кружку, чтобы согреть руки. Опустив кружку на стол, он посмотрел на свое не очень-то симпатичное отражение в загаженном зеркале и поспешно отвернулся.
Однажды Лало глянул в зеркало и увидел там бога. Был ли это сон? Нет, но как могло тогда ожить все его спрятанное в душе зло на стене 'Распутного Единорога'? Кошмар, который унес жизни многих.
Дар изображать на холсте правду о человеке изначально исходил от Иноса Йорла. Теперь художник почти жалел, что не принял предложение чародея забрать этот дар назад. А в настоящее время Инас Йорл был полностью поглощен своими постоянными превращениями - похоже, мутации чародея отражали происходящее в Санктуарии.
Теперь, когда Инасу Йорлу не до него, а Литанде не было в городе, кто научит Лало пользоваться его силой? От жрецов никакого проку, а Гильдия магов вызывала у него тошноту.
Рядом с художником кто-то чихнул. Лало вздрогнул, поставил кружку на самый край стола, затем опять схватил ее.
- Вы ничего не будете иметь против, если я возьму ваш плащ?
Лало поморгал и только потом сосредоточенно посмотрел на молодого человека, одетого только в железный собачий ошейник, который тянулся за плащом художника, висевшим на спинке стула.
- Он еще влажный, - беспомощно пробормотал Лало.
- Единственная неприятность с этими превращениями, - дрожал незнакомец, кутаясь в плащ, - особенно в такую погоду.. Но иногда передвигаться замаскированным безопаснее.
Подключив свои сверхъестественные чувства, Лало увидел голубое свечение волшебства. Гордость на лице незнакомца смягчилась почти щенячьей настырностью и намеком на хитрость. Было похоже, что все его колдовство не могло дать ему того, чего он хотел.
- Что вам от меня нужно, колдун?
- О, можете называть меня Рэндал, господин живописец... - усмехнулся тот. Он пригладил свои влажные волосы, пытаясь скрыть уши. - А нужны мне вы, точнее, нужны Санктуарию...
Лало попытался скрыть замешательство глотком вина. Он слышал о чародее класса Хазарда, воюющем на стороне пасынков, но в те дни, когда Лало пытался выучиться магии у жрецов Саванкалы, тайзский колдун где-то пропадал, и Лало никогда раньше не видел его.
Пошарив в кармашке ошейника, Рэндал вытащил тугой свиток холста. С уверенной ухмылкой, уже начинавшей действовать Лало на нервы, он развернул холст на столе.
- Вы узнаете этот рисунок?
Это был портрет наемника Нико, на фоне двух других фигур.
Лало скорчил гримасу, он сразу узнал рисунок, и в который уже раз пожалел, что отдал эту проклятую вещь Молину Факельщику. Естественно, с той поры он не ведал покоя.
- Как это попало к вам в руки? - печально спросил Лало. - Я полагал, что его высокое всемогущество держится за картину крепче, чем за императорское прощение.
- Я взял ее взаймы, - загадочно ответил Рэндал. Он потряс холстом перед носом Лало. - Вы понимаете, что наделали?
- То же самое постоянно твердит мне Молин - спросите у него!
- Возможно, ваши слова я пойму лучше...
- Нет! - резко произнес Лало. - Я действительно не знаю, что произойдет, если вы уничтожите один из моих портретов. Я никогда не пытался оживлять портреты и не собираюсь экспериментировать. Особенно после Черного Единорога... Вы колдун - вот вы и скажите, что мне делать!
- Может, и скажу, - многозначительно ответил Рэндал, - если вы поможете нам.
- Нам? Кому это 'нам'? - озабоченно посмотрел на него Лало. Как сильно ни стремился он к знанию, мысль о том, что его хотели использовать, приводила в отчаяние.
На этот раз заколебался уже Рэндал.
- Всем, кто желает, чтобы в Санктуарии установилось хотя бы какое-то подобие порядка, - наконец выдавил он.
- Вы хотите выбить из города рыбоглазых? Моя дочь прислуживает одной из них во дворце. Не все они плохие...
Рэндал пожал плечами.
- А в отношении кого это можно сказать? - Он нахмурился. - Мы просто не хотим, чтобы они заправляли нами, только и всего. Нет, бейсибцы - не самая сложная наша проблема...
Его длинный палец ткнул в женское лицо на картине, чарующе-прекрасное, чьи глаза были подобны глазам Черного Единорога.
- Она... - прошипел колдун. - Она стоит за всем. Если мы сможем уничтожить ее - или хотя бы сдержать, - может, тогда мы сумеем сделать хоть что-то!
- Можете начинать прямо сейчас! - бросил Лало. - Уже одно то, что нарисован ее портрет, плохо само по себе. Ведите свои войны сами - ко мне это не имеет никакого отношения!
Рэндал вздохнул.
- Я не могу заставить вас, но другие, возможно, попробуют. Тогда вы пожалеете, что у вас нет союзников.
Лало тупо уставился в свое вино.
