обратно по домам или делам Найденных, это оказалось последней каплей. Скитер попытался удержать равновесие, но его изможденные, избитые, израненные мускулы окончательно отказались ему повиноваться.
Он тяжело упал на мостовую. Прежде чем чернота окончательно захлестнула его с головой, он понял, что Найденные просто бросят его здесь - после всего того, что он сделал с Маркусом, можно сказать, отдав его на растерзание этому треклятому ублюдку Фарли. Он успел еще пообещать себе, что найдет Фарли и убьет его, а потом лицо его соприкоснулось с холодной, твердой, шершавой бетонной мостовой. Сгущавшаяся чернота сомкнулась окончательно, и он уже ничего больше не помнил.
* * *
Скитер приходил в себя медленно, по мере того как различные части его тела напоминали о себе болью. Голова гудела, как песчаная буря в Гоби. Он лежал неподвижно, пытаясь вздохнуть и надеясь, что это будет не слишком больно, если только он постарается не шевелиться при этом.
Это ему не удалось.
Постепенно до Скитера дошло, что он больше не лежит ничком на бетонной мостовой Общего зала. Кто-то - возможно, ублюдки Бенсона - перенесли его. 'Возможно, чтобы туристов не пугало бесчувственное тело, - с горечью подумал он. - Мешает бизнесу'.
С минуту он гадал, не поместил ли его Бенсон в одну из камер-одиночек маленькой кутузки Ла-ла- ландии. Потом, удивив его сверх всякой степени, слуха его коснулся детский голос. 'Майк Бенсон не сажает под замок детей. Во всяком случае, не таких маленьких'. Он с трудом повернул голову на подушке, чтобы слышать лучше, и чуть не задохнулся от боли в шее и непривычного ощущения наволочки на бритой голове. Он справился с этими помехами по одной, понемногу вспомнив их происхождение.
Детский голос снова произнес что-то. Он не понял слов, но они звучали певуче, как мелодия. Женский голос ответил что-то на том же текучем языке. Скитер зажмурился. Он знал этот голос. Глубокий, гортанный, красотой не уступающий своей обладательнице. 'Что я делаю в квартире Йаниры Кассондры?'
Не то чтобы это его слишком тревожило, если Маркус не...
Где Маркус?
Он напряг слух, но не услышал голоса Маркуса. Он попытался припомнить, как попал сюда, но все, что вертелось у него в голове, - это бесконечный поток утомительных, бессонных, болезненных вопросов Майка Бенсона. Он смутно припомнил, что ему разрешили уйти, что он упал перед входом в кабинет Бенсона... но он никак не мог вспомнить, что же случилось с Маркусом.
Этого вынести он уже не мог. Он попытался спустить ноги с кровати, откинуть одеяла и встать. Он честно попытался сделать это. Все, чего он добился, - это того, что, не успев переместиться из горизонтального положения в вертикальное, потерял на мгновение сознание и рухнул обратно с криком боли - та взорвалась в нем электрическим разрядом, словно внутрь его сунули провода и открутили регулятор на всю катушку. Следующее, что он ощутил, - это мягкое прикосновение теплого полотенца ко лбу. Это было истинное наслаждение: прикосновение уняло боль в глазах, а тот голос, который он слышал последним, зазвучал тревожнее:
- Скитер? Не бойся, Скитер, ты в безопасности. Маркус пошел позвать к тебе доктора Айзенштайн.
Скитер снова порадовался тому, что теплое полотенце на его лбу было пропитано водой, стекавшей по его лицу, - на этот раз потому, что глаза его непроизвольно наполнились слезами. Никто, кроме Есугэя, никогда не обращался с ним с такой нежностью. Так, словно она обнаружила источник его боли - а может, она и впрямь нашла его; недаром же ее звали Заклинательницей, - она начала легко касаться его лица кончиками пальцев, осушая слезы, чуть надавливая на точки, которые он никогда не считал особенными... так тепло, так уютно...
- Ничего стыдного нет в слезах от боли, Скитер. Мужчина не может жить один, без чьего-то прикосновения, без любви. Ты скучаешь по своему свирепому хану, я знаю, но ты не можешь вернуться, Скитер. - Слова ее тронули что-то глубоко затаенное в его душе, что-то, о чем он знал, но не хотел думать долго-долго. - Отсюда, - тихо говорила она, продолжая мягко касаться его лица, - для тебя открыты только два пути, Скитер Джексон. Или ты останешься на том пути, по которому следовал всю свою жизнь, и тогда твое одиночество разрушит тебя, или ты выберешь другой путь, к свету. Этот выбор за тебя не сделаем ни я, ни Маркус. Только ты можешь решить это для себя. Но мы пойдем рядом с тобой, готовые помочь и поддержать тебя, насколько сможем, какой бы путь ты ни избрал. Он ощутил растущий в горле ком.
- О, Скитер, бесценный друг, ты рисковал всем, даже кровью и жизнью своей на арене богов, ради спасения Маркуса.
Когда эмоции от этих слов окончательно разбили его на части, она помассировала ему виски и завела песню, возможно, древнее заклинание, в то время как он, отвернувшись от нее, рыдал в подушку, как не рыдал с восьмилетнего возраста. Слова, которые она прошептала, продолжали сотрясать все его тело: 'Бесценный друг...'
А потом послышался голос Маркуса, а еще минуту спустя над ним склонилась Рэчел Айзенштайн. Она не обращала внимания на его слезы, а может, считала их реакцией на боль. Уверенно, опытными руками поворачивала она его так и этак, оценивая травмы - шрамы на спине и ребрах, сведенные мышцы, порез на боку.
Потом его осторожно уложили обратно и накрыли теплым одеялом.
- Скитер? Ты меня слышишь? Это я, Рэчел.
Не рискнув кивать, он сумел выдавить из себя хриплое 'да'. Звук вышел жалкий, и даже он знал это. Он надеялся, что Йанира с Маркусом поймут. Он просто слишком устал, слишком измучился от боли, чтобы бороться дальше.
- Скитер, мне нужно отвезти тебя в лазарет Ничего такого, что бы не зажило, но слишком много для одного пациента разом. Ты понимаешь, Скитер?
Снова это жалкое, хриплое 'да'.
Он зажмурился, молясь, чтобы Йанира поняла, насколько нужно ему сбежать ненадолго от эмоций, пробужденных в нем всего несколькими ее словами. Эта часть его существа тоже нуждалась в исцелении. Может, он все-таки повидается с доктором Мунди, расскажет ему все в конце концов, снимет с сердца все тайны, боль и воспоминания о добрых и ужасных временах.
Кто-то снял с его лба полотенце-компресс.
- Помни, - услышал он тихий, бархатный голос Йаниры, - мы всегда будем рядом, готовые помочь.
Потом слуха его коснулся металлический лязг носилок, двое санитаров с профессиональной ловкостью подняли его и переложили на них. За все время он только раз закусил губу. Потом каталка двинулась из комнаты, и ему показалось, будто он слышит женский плач, но в его нынешнем состоянии он не мог утверждать этого наверняка.
Они сунули носилки в маленький электромобиль - 'скорую помощь' и повезли, сияя мигалками, судя по всему, по задним коридорам, поскольку продвижение их не тормозилось толпами заполнивших вокзал отпускников. В маленьком лазарете Рэчел Айзенштайн деловито установила его каталку в гнезда у стены, потом, прежде чем он успел понять что-то, воткнула ему в руку иглу для внутривенного вливания.
- Сильное обезвоживание организма, - пояснила она, - плюс легкое болеутоляющее. Тебе это не помешает.
'Вот правильно, черт возьми'. Впрочем, сил произнести это вслух у него не осталось.
- Я говорила сегодня утром с Майком Бенсоном, - как бы невзначай сказала она. Скитер собрался с силами и навострил уши. - Я все выложила прямо ему в лицо. - Она хихикнула. - Жаль, что ты не видел выражения его лица. Когда я все сказала, надеюсь, даже он усек, что, когда через Врата вваливаются раненые люди - вне зависимости от того, кто они такие, - их надлежит доставлять прямо ко мне, а не терзать весь день бессмысленными допросами. - Она потрогала его лоб. - Ты имеешь полное право вытереть им пол сразу же, как только встанешь на ноги, а мускулы твои будут действовать как надо.
Скитер сделал попытку улыбнуться, благодарный ей за то, что она понимает.
- Правда? - прохрипел он.
- Истинная правда.
Возможно, он попадет за решетку, но, во имя всех богов, он просто обязан свести счеты с мистером Майклом Бенсоном.
