Аномия в России: причины и проявления

и акты неповиновения, использование средств массовой информации для запугивания либо введения в заблуждение населения» [142].

Доктор юридических наук, профессор Академии МВД России П.А. Скобликов пишет: «Экономическая преступность и коррупция представляют собой две стороны одной медали. Все сколько-нибудь серьезные коррупционные акты совершаются для того, чтобы облегчить совершение экономических преступлений (побудить чиновников нарушить закон) или защититься от возможного преследования за экономические правонарушения. Что касается коммерческих подкупов (как активных, так и пассивных, если выражаться языком международно-правовых актов), которые встречаются у нас на каждом шагу и в повседневной жизни называются «откатами», то, по российскому УК, это и есть экономические преступления (ст. 204), т. е. сплав экономической преступности с коррупцией в чистом виде» [137].

Некоторые читатели с недоверием относятся к таким описаниям, считая их авторов критиками реформы, которые сгущают краски. Возможно, для такого недоверия имелись какие-то основания в начале 1990-х годов, в условиях острого идеологического конфликта. Но эти времена давно прошли, стало очевидно, что волна преступности по своим масштабам несоизмерима с идеологическими противоречиями, она стала общенациональной, даже экзистенциональной угрозой, вопросом жизни и смерти нации и общества. В середине прошлого десятилетия в отношении этой угрозы возник консенсус между социологами и криминологами обоих направлений — и «демократами», и «консерваторами».

Вот, например, как описывает процесс криминализации экономики в 1990-е годы профессор ГУ ВШЭ, «кузницы либеральных кадров», С.Ю. Барсукова: «Государственные силовые структуры были негласно причислены к потенциальным противникам реформы, что отразилось на их ресурсном обеспечении и медийной травле.

Потеря государством монополии насилия вернула страну в «естественное состояние», изгнание Левиафана — государства означало неконтролируемое насилие. Именно в это время людей соблазняют частным бизнесом. Появляются те, с кого есть что взять, и происходит это, в отличие от советского времени, массово и открыто. Формально такие люди могут искать защиту у государства, но ослабевшее государство никого защитить не способно. В тех обстоятельствах маховик вымогательства набирает такие обороты, что становится очевиден обществу и требует обозначения. И тогда повседневный язык обогатился понятием «рэкет».

Конкуренция среди бандитов привела к тому, что они укрупнились, финансово окрепли. Сколоченные на скорую руку банды уступили место организованным преступным группировкам (ОПГ) с военной дисциплиной внутри и налаженными контактами вовне, включая связи с госорганами. Пожалуй, только преступность в середине 1990-х годов была организованной, все остальные системы общества соперничали в степени хаоса…

Бандиты становятся заменителем арбитража, страховых компаний, судебных приставов, милиции. Неэффективность такой замены очевидна, если сравнивать с идеальным правовым государством, но эта система была несопоставимо более эффективной, чем российское государство того времени. Крупные сделки были невозможны, если не подкреплялись гарантиями силовых предпринимателей. Фирмы, не имеющие силового партнера, неизбежно обращались к бандитам с просьбами выступить гарантом сделки или решить те или иные проблемы бизнеса» [146].

Коррупция, которая во времена Ельцина считалась временным явлением революционного хаоса, теперь буквально «введена в рамки закона», стала, как теперь принято говорить, системной и даже системообразующей. Теневые потоки денег идут к коррумпированным чиновникам по установленным каналам автоматически.29 Коррупция подрывает легитимность власти, потому что вызывает не только недовольство и населения, и предпринимателей поборами, но и презрение. Особенно губительны для легитимности власти разоблачения коррупции в ее высших эшелонах. Вопиющей стала безнаказанность должностных лиц, допускающих громкие злоупотребления в своей работе. Происходят невероятные по масштабам и сходные по своей структуре чрезвычайные события (например, террористические акты), каждый раз выявляется халатность или прямое пособничество должностных лиц — и никакой реакции верховной власти. Это возможно только при действии круговой поруки во властной верхушке, парализующей нормальные действия руководства. Крупный российский капитал, верхушку которого представляют так называемые «олигархи», был создан в ходе программы приватизации через залоговые аукционы (1995 г.). Эта программа стала важным шагом в углублении коррупции властной верхушки и огосударствлении преступного мира. Сам А. Чубайс говорил о залоговых аукционах так: «Что такое залоговые аукционы 1995 года? Это было формирование крупного российского капитала искусственным способом. Далеко не безупречным… Мы действительно получили искажение равных правил игры, давление на правительство с целью получить индивидуальные преимущества, к сожалению, нередко успешное. Получили мощную силу, зачастую ни во что не ставящую государство» («Московский комсомолец». 23.09.1998).

Более того, власть разрушает общество. Страшным стало уже не само воровство высших чиновников, а «вторая производная» от коррупции — ее демонстративное выставление напоказ, ее безграничная гласность. Чиновники совершают хищения на сотни миллионов долларов — это коррупция. Прокуратура разоблачает эти хищения, собирает все необходимые доказательства — это первая производная. Пресса, Интернет и целые книги сообщают об этих умопомрачительных хищениях, приводят факсимиле документов, заключения комиссий Госдумы — это вторая производная. А результат всех этих уравнений — полная безнаказанность преступников (в крайнем случае, их отправляют в почетную ссылку — на скамейку сенаторов). Эта демонстрация узаконенного беззакония и полного бессилия общества — уже постмодернистский способ уничтожения государственности.

B.C. Овчинский так сказал о коррупции: «Когда говорят о том, что такое российская коррупция, то не подразумевают взятки. Взятки — это бытовой уровень, примитивный. А современная российская коррупция — это когда банда захватывает власть в каком-то регионе, ставит человека во властные структуры, они берут под свой контроль финансы, а потом эти финансы пилят. Они получают деньги из федерального бюджета, они делают откат в федеральный бюджет, на местах все разворовывают. Ставят они своих людей в основном на ЖКХ, на все управления по жилищному хозяйству, потому что деньги там бешенные, все, что связано с отоплением, энергоснабжением, это все отдано на места, а вращаются там в масштабах страны триллионы. Сотни миллиардов рублей и все это в основном в руках бандитов» [138].

Одним из важных условий роста экономической преступности, которая прямо влияет на поведение большинства населения, стали те привилегии, которые предоставляет государство предпринимателям, совершающим уголовные преступления. Это один из признаков «дикого» капитализма, он наблюдался и на Западе. Этих привилегий добивается в России влиятельное лобби, в котором подвизаются даже именитые ученые. Так, в августе 2011 года был опубликован доклад «Стратегия-2020: Новая модель роста — новая социальная политика». Он подготовлен большой группой экспертов под руководством ректора Высшей школы экономики Я. Кузьминова и ректора Академии народного хозяйства и государственной службы В. May.

В этом Докладе есть важный раздел, суть которого такова: «Главная идея данной стратегии состоит в минимизации государственного регуляторного вмешательства в экономику. …Стратегия основывается на «презумпции добросовестности»: развитие бизнеса и создание условий для добросовестных предпринимателей важнее возможных рисков, связанных с недобросовестным поведением». И это предлагается в период, когда криминализация бизнеса достигла апогея и «риски, связанные с недобросовестным поведением», реализовались в сращивании бизнеса с организованной преступностью.

В Докладе даже дается конкретная рекомендация, необычная в стратегических программах: «Действующий Уголовный кодекс, фактически отражающий еще «советские» подходы к свободной экономической деятельности, обладает системными недостатками, которые не могут быть устранены путем отдельных поправок. Он принципиально не учитывает современные реалии рыночной экономики, права и мотивы поведения экономических субъектов, реалии современного рынка… Необходимо пересмотреть подходы к использованию понятия «организованная преступная группа» применительно к экономическим преступлениям».

Но экономическая преступность, как правило, является организованной, что и