Аномия в России: причины и проявления

делает ее очень опасной. Тем не менее идет поэтапное смягчение норм права в отношении этого типа преступников. 29 декабря 2009 года был принят Федеральный закон (№ 383 — ФЗ), внесший дополнение в ст. 108 УПК РФ. Согласно этому закону, в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений в сфере экономической деятельности не может быть применено в качестве меры пресечения заключение под стражу. П.А. Скобликов пишет по этому поводу: «Запрет на взятие под стражу экономических преступников означает также деление преступников на привилегированных и прочих, причем к привилегированным отнесены отнюдь не те, деяния которых менее опасны. Экономических преступников за решеткой столь мало, что они попадают в сводную группу — лица, совершившие прочие преступления (должностные, государственные, экологические и пр.). Таковых 60 088 человек» [144].

Фактически, нынешнее государство России декларировало: «Тюрьма — не для богатых!» (не считая некоторых символических фигур, заключение которых в тюрьму дает эффект грома в нашем политическом театре). П.А. Скобликов видит в этом фундаментальную угрозу для России. Он пишет о широко распространенном незаконном предпринимательстве — без оформления, без контроля и без уплаты налогов, что дает большие конкурентные преимущества: «По данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ в 2009 году, всего в России по ст. 171 УК РФ (а именно она предусматривает ответственность за незаконное предпринимательство) было осуждено 904 человека. Реальное лишение свободы было назначено… 51 человеку! Причем все эти лица были осуждены исключительно по ч. 2 ст. 171 УК РФ (предусматривает совершение преступления организованной группой или сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере), каждому из них грозило до 5 лет лишения свободы, тем не менее размер наказания половины из них — до одного года!..

С каждым актом “гуманизации” уголовной политики представители “грязного” бизнеса получают очередное конкурентное преимущество, и, если “гуманизация” продолжится нынешними темпами, вскоре “чистый” бизнес будет полностью вытеснен с экономического пространства России. Добропорядочных бизнесменов на нем не останется, и вся отечественная экономика будет полностью криминализованной» [144].

Само существование такой «элиты», которая занимает привилегированные ниши уже во всех сферах, порождает аномию в массе людей, которые при этом оказываются лишенными возможностей социальной мобильности. Особую опасность для общества представляет общность преступников-рецидивистов.

Криминологи подчеркивают такие качества рецидивиста: «Он обладает определенным криминальным опытом, приобретает новые криминальные навыки, на него не оказали воздействие уголовное наказание за предыдущее преступное деяние и предпринятые меры уголовного, уголовно-исполнительного и криминологического воздействия, вследствие чего можно предположить у такого лица наличие стойкой антиобщественной установки, реализующейся во вновь совершенном преступлении…

Общественная опасность рецидивной преступности выражается также в том, что рецидивисты, являясь носителями криминальной субкультуры, противопоставляющей себя обществу, являются и ее распространителями, вследствие чего ее элементы проникли практически во все сферы общественной жизни как на бытовом, так и на государственном уровне. Кроме того, рецидивисты своим примером, а нередко и целенаправленными усилиями, вовлекают в преступную деятельность других лиц, особенно из числа молодежи» [145].

Масштабы рецидивной преступности велики, прирост существенный: с 2002 по 2008 год среднегодовой прирост преступлений составил 4,5%, а количество осужденных из числа ранее судимых за тот же период времени в среднем за год увеличивалось на 12,4%. Удельный вес постпенитенциарной преступности в общем массиве раскрытых преступлений составляет примерно 30%. Этому способствует вся социальная и культурная обстановка и опять же массовая аномия. Однако надо отметить и политику государства в сфере права. В отношении рецидивной преступности идет тот же самый процесс либерализации, что и в преступности экономической.

В цитированной выше работе говорится: «После отмены 1 июля 2002 года административного надзора за рецидивоопасными лицами значительное число таких лиц остались без контроля со стороны милиции, которая лишилась довольно эффективных мер упреждения, недопущения криминальной активности… В результате опроса практических и научных работников 73% опрошенных отметили, что отмена административного надзора, не сопровождавшаяся установлением иного социального контроля за лицами, освобожденными из мест лишения свободы, способствовала ослаблению и снижению эффективности работы по предупреждению уголовного рецидива как одной из наиболее опасных форм преступности, а 37% отметили, что это способствовало ограничению возможности правоохранительных органов в части раскрытия преступлений, совершенных рецидивистами» [145].

Надо учесть еще одну новую крупную общность, связанную с преступным миром. В главе 5 приводилась выдержка из статьи Н.М. Римашевской о том «социальном дне», которое сформировалось в России в ходе реформы. К тому, что было сказано, здесь добавим такой вывод социолога: «Российское «дно» социально опасно, так как оно склонно к насилию. По мнению представителей «дна», 85% беспризорников и 34% бомжей вооружены холодным оружием, а 28% — огнестрельным… Обитатели «дна» в России — естественный ресурс уголовного мира…

Эксперты считают, что угроза обнищания — глобальная социальная опасность. По их мнению, она захватывает: крестьян (29%), низкоквалифицированных рабочих (44%); инженерно-технических работников (26%), учителей (25%), творческую интеллигенцию (22%)… Представители бедных не ждут от жизни ничего хорошего; для их мироощущения характерен пессимизм и отчаяние. Этим психоэмоциональном напряжением беднейших социально-профессиональных слоев определяется положение «придонья»: они еще в обществе, но с отчаянием видят, что им не удержаться в нем. Постоянно испытывают чувство тревоги 83% неимущих россиян и 80% бедных… Оказываясь на краю социальной деградации, люди чаще всего не видят источников поддержки и начинают испытывать состояние паники» [23].

Признаком аномии стало неожиданное для российской культуры явление геронтологического насилия. Традиционно старики были в России уважаемой частью общества, а в последние десятилетия советского периода и вполне обеспеченной частью, но в ходе реформы социальный статус престарелых людей резко изменился. Большинство из них обеднели, большая их часть оказались в положении изгоев, не нужных ни семье, ни обществу, ни государству. Крайним проявлением дегуманизации стало насилие по отношению к старикам, которое приобрело масштабы социального явления.

Это явление наблюдается во всех социальных слоях, изучение проблемы показало, что «социальный портрет» тех, кто избивает и мучает стариков, отражает общество в целом. В составе «субъектов геронтологического насилия» 23,2% имеют высшее образование (плюс студенты вуза — 3%), 36,7% — среднее, 13,5% — среднее техническое, 4,9% — начальное, у 13,4% образовательный уровень неизвестен; 67% насильников — родственники, 24% — друзья и соседи, 9% — «посторонние» [26].

Геронтологическое насилие было узаконено уже в самом начале реформы потому, что новый политический режим видел в старших поколениях советских людей своего противника. К старикам сразу была применена демонстративная жестокость в самой примитивной форме — массового показательного избиения в центре Москвы 23 февраля 1992 года ветеранов и военных пенсионеров, которые вышли на традиционную демонстрацию с возложением венков к Вечному огню.

Исследование последних лет приводит к такому выводу: «В настоящее время в Российской Федерации наблюдаются неблагоприятные тенденции развития преступности, которые обусловлены социально- экономическими изменениями, происходящими в обществе. Между тем увеличивается не только уровень криминализации населения, но и значительными темпами растет количество потерпевших от преступлений. При этом в последние годы все чаще и чаще преступники выбирают в качестве жертв преступных посягательств людей пожилого возраста — наименее защищенную и слабую категорию населения. Все больше стариков оказываются ограбленными, обманутыми, убитыми или покалеченными из-за незначительной наживы в виде нескольких сотен или тысяч рублей.

Виктимизация пожилых людей становится все более актуальной проблемой не только в связи с увеличением ее уровня, но и с тем, что рост преступлений в отношении наиболее незащищенных групп населения определяет уровень нравственного состояния общества» [135].30