оба они впоследствии передавали сведения бри— танцам — Мессершмитт предупредил об эсэсовских парашютистах, сброшенных для поиска Гесса и его ликвидации, а Геринг сообщил о неизбежности «Барбароссы».
В казармы Мэрихилла герцог Гамильтон прибыл в сопровождении своего офицера дознания капитана ВВС Бенсона в воскресенье, 11 мая, в 10 часов утра. Офицер охраны показал им помещенные в сейф предметы, находившиеся в карманах задержанного. По словам герцога Гамильтона, они включали 'фотоаппарат «Лейка», фотографии самого Гесса и маленького мальчика, лекарства, а также визитные карточки доктора Карла Хаусхофера и его сына, доктора Альбрехта Хаусхофера'; о письме, адресованном ему, он не упомянул. Возможно, ночью его переслали ему на авиабазу в Тернхаус, и он принес его с собой. Но это только предположение, хотя и вполне логичное; впоследствии, правда, в палате общин министр авиации Синклер категорически будет оспаривать передачу Гамильтону каких-либо посланий от Гесса.
Потом офицер охраны проводил их в небольшую боковую комнату в помещении казарменного госпиталя, куда поместили Гесса после того, как привезли туда в 2.30 ночи. Когда они вошли, он лежал в кровати. Он тотчас сказал Гамильтону, что хочет говорить с ним наедине, и двух других сопровождавших его офицеров герцог отпустил. Его собственный отчет является единственным источником информации о том, что происходило между ними. По словам Гамильтона, Гесс начал с того, что сказал, что видел его в 1936 году во время Олимпийских игр в Берлине, когда герцог обедал у него в доме; он спросил, не узнал ли он его и представился: 'Рудольф Гесс'. В отчете Гамильтон указал, что не помнит, чтобы встречался с Гессом раньше.
Такой же вывод можно сделать на основании отрывка из одного письма Гесса к Ильзе. Гамильтон, писал он, когда шел на встречу с ним, не верил, что это может быть Гесс. Но постепенно в процессе беседы он убедился в этом и спросил, Пораженный: 'Вы и в самом деле он [Гесс]?' На основании этого можно сказать, что сначала Гамильтон не верил, что прилетел Гесс, но из разговора понял, что это действительно он. Но его удивление могло быть воображаемым. Тем более что Гесс мог не очень хорошо понимать его английский. Но главным все же остается вопрос, как из разговора он мог догадаться, что это Гесс, если не встречал его раньше или не помнил определенных частных деталей из прежних встреч или встречи.
Гесс по-английски сказал Гамильтону, что прибыл с гуманной миссией. Фюрер не хочет победы над Британией, а желает остановить кровопролитие. Альбрехт Хаусхофер говорил ему, что, как ему кажется, он [герцог] тот англичанин, который поймет эту точку зрения, и он пытался устроить встречу с ним в Лиссабоне. О своей собственной миссии он сказал, что это была его четвертая попытка долететь до Дангевела, первую он предпринял в декабре, но тогда из-за плохой погоды он вернулся, и в другие разы тоже. Пока Британия одерживала в Ливии победы, он не делал подобных попыток, поскольку их могли рассматривать как проявление слабости; он был рад прибыть теперь, когда Германия добилась успеха в Северной Африке и Греции. — А тот факт, что прибыл он сам, доказывает его искренность и желание Германии заключить мир. Фюрер был уверен, что рано или поздно Германия победит, и хотел остановить бессмысленную бойню.
Потом Гесс спросил Гамильтона, не сможет ли он собрать ведущих членов своей партии, чтобы 'провести переговоры относительно мирных предложений'. Гамильтон ответил, что в стране теперь одна партия, тогда Гесс перечислил ему условия заключения мира, предлагаемые Гитлером: первое — он будет требовать гарантий, исключающих в будущем возможность военного противоборства обеих стран. Когда Гамильтон поинтересовался, каким же образом можно достичь этого, Гесс ответил, что Британия должна отказаться от традиционной для нее политики противостояния самой сильной в Европе власти. Гамильтон возразил, если бы такое соглашение было возможно, его следовало заключить до начала войны, но поскольку Германия предпочла войну, в то время как Великобритания отчаянно желала мира, такое соглашение сейчас представлялось ему безнадежным.
Дискуссия на этом закончилась. Хотя Гесс мог изъясняться по-английски, у Гамильтона сложилось впечатление, что он не вполне понимал, что он [Гамильтон] ему говорил, поэтому он сказал Гессу, что для продолжения беседы должен привести переводчика. Скорее всего, он хотел доложить обо всем, что узнал, и получить инструкции; иначе в качестве переводчика он мог бы пригласить Бенсона. Прежде чем Гамильтон ушел, Гесс попросил его замолвить за него слово перед королем; еще он попросил не сообщать о нем прессе и отправить телеграмму Ротхакеру, Герцогштрассе, 17, Цюрих, с сообщением, что Альфред Хорн в добром здравии. Фрау Ротхакер была одной из его двух престарелых тетушек и жила в Швейцарии.
Оставляя Гесса, Гамильтон, похоже, мало сомневался относительно его личности. Гарнизонному командованию он доложил, что арестованный является 'важной персоной, и его следует поместить в более надежное место, где не бомбят, и приставить соответствующую охрану'. По словам Джеймса Дугласа- Гамильтона, Гесс сам попросил, чтобы его вывезли из Глазго, поскольку боялся погибнуть от германских воздушных налетов. Однако в отчете Гамильтона это заявление не фигурировало. В любом случае командир гарнизона прислушался к совету: после обеда Гесса на машине 'скорой помощи' в сопровождении эскорта доставили в Драйменский военный госпиталь в замке Бьюкенена у Лох-Ломонда и приставили к нему должную охрану.
Тем временем Гамильтон, взяв фотографии, привезенные Гессом, отправился на место падения его «Me-110», после чего вернулся в Тернхаус. Как следует из его 'Дополнительных заметок по инциденту с Гессом', сделанных, вероятно, в 1945 году, он позвонил командующему ВВС и сказал, что у него имеется важное сообщение для министерства иностранных дел. Далее в его «Заметках» говорится:
'Тогда, чтобы доложить о деле, я попытался связаться по телефону с секретарем, сэром Александром Кадоганом. Я дозвонился его секретарю и попросил устроить мне личную встречу с самим сэром Александром. На что мне ответили, что сэр Александр является очень занятым человеком, но, возможно, он сумеет принять меня следующим утром, если у него появится «окошко». У меня с секретарем возник спор…
Вдруг в середине этой желчной перепалки возник незнакомый голос:
— Говорит секретарь премьер-министра. Премьер-министр прислал меня в министерство иностранных дел, поскольку ему стало известно, что у вас имеется какая-то интересная информация. Я только что появился и хотел бы узнать, что вы предлагаете делать'.
Из этого ясно, что Черчилль был осведомлен о случившемся до того, как Гамильтон позвонил в министерство. Секретарем, которого премьер-министр прислал в министерство иностранных дел, был Джок Колвилл. Объяснение, которое Колвилл позже придумал для оправдания своего присутствия, служит доказательством того, что действительные факты, связанные с прибытием Гесса, отличаются от официальных версий; следует сказать, что в своих отчетах все участники событий стремились скрыть часть правды, что, в конечном счете, привело к противоречивости их показаний. В 1969 году Колвилл рассказывал Джеймсу Дугласу-Гамильтону, что в то утро ему приснился странный сон, сочетающий в себе элементы книги Питера Флеминга 'Воздушный визит' (фантазии о прибытии Гитлера в Англию на парашюте) и последних сообщений об облете Герингом Лондона с целью инспектирования результатов бомбежек. Впечатление, оставленное сном, было настолько ярким, что, разговаривая в тот день с Гамильтоном по телефону, он все еще находился под его влиянием. Гамильтон сказал ему, что произошло нечто из ряда вон выходящее, в духе 'романа Э.Филлипса Оппенгейма', но что именно, уточнять не стал. Колвиллу на память пришел его сон, и он спросил:
— Кто-то приехал?
— Да, — ответил Гамильтон после паузы. После этого Колвилл позвонил премьер-министру и получил приказ привезти Гамильтона в Дичли-Парк, загородный дом в предместьях Оксфорда, где Черчилль проводил выходные. В 1985 году в опубликованной версии дневников Колвилл приводит больше деталей: утром он зашел в министерство иностранных дел, чтобы посплетничать со вторым личным секретарем Энтони Идена, Николасом Лофордом, находившимся в выходные при исполнении служебных обязанностей. Когда он появился, Лофорд разговаривал по телефону; увидев Колвилла, он сказал своему собеседнику, находившему по другую сторону провода:
— Минуточку, вот, кажется, человек, который вам нужен. — Он взял трубку, и Гамильтон поведал ему об инциденте с 'разбившимся нацистским самолетом', который словно сошел со страниц романа Э.Филлипса Оппенгейма.
Если Колвиллу в ту ночь и снился сон о 'Воздушном визите', как пытался он представить в своем дневнике, то звонок Гамильтона случился не утром, как сообщал он в своих обоих послевоенных
