— Ладно, Макс, я объясню вам это так, как понял из этих звонков. Ты ведь просил меня присмотреть за Химмельфарбами, так? Как ты говорил, в интересах одного твоего друга. Так вот, с ними произошла какая- то странная, запутанная история.
Мы с Максом переглянулись.
— И что случилось с этими тупыми идиотами? — спросил я.
Босс пристально вгляделся в мое лицо.
— Значит, так. Сегодня утром, прибыв на свой завод, Химмельфарбы отправились к ящику, в котором, как они заявили, должна была находиться специальная печатная машина. Машина не работала. Они открыли крышку, чтобы заглянуть внутрь, но машины в ящике не оказалось… — Партийный босс выдержал паузу для усиления драматического эффекта. — Как вы думаете, ребята, что находилось в ящике?
— И что же находилось в ящике? — с интересом спросил я. — В ящике находилось тело.
— Мертвое тело? — спокойно спросил Макс. — Так в чем дело?
— Да, мертвое тело, — насмешливо повторил партийный босс, внимательно глядя на Макса, и продолжил таким же насмешливым тоном: — Вы, парни, конечно же, ничего об этом не знаете. Особенно если учесть, что человек умер естественной смертью. — Он рассмеялся. — Естественная смерть — это не по вашей части
— Ну и в чем дело? — равнодушно повторил Макс. — Мы фигурируем в этой истории или нет? Братья сказали, что они собирались печатать на этой машине?
— Конечно, вы фигурируете в этой истории, так что не переживайте. И братья не сказали, для чего предназначалась машина, но, во всяком случае, старший Химмельфарб попал в госпиталь. У него сердечный приступ или что-то вроде этого. Двое других рассказали полиции какую-то невразумительную историю, в которой упоминаетесь и вы.
— И каково наше участие во всей этой нелепице? — спросил я.
— Они заявили, что приобрели машину с вашей помощью.
— Нас обвиняют в причастности к любому странному происшествию в Ист-Сайде, — печально заметил я.
— Совершенно верно, Башка. Ладно, к счастью, покойник умер сам, так что с этой стороны вам не грозят какие-либо особые неприятности. И Химмельфарбы очень уклончивы в своих объяснениях относительно предназначения печатной машины. Поэтому я думаю, что будет достаточно легко погасить интерес прокурора и полиции к этому случаю.
— Сколько? — спросил Макс, извлекая пухлую пачку денег.
— Парочка изображений Кливленда решит дело.
Макс отсчитал две тысячедолларовые, купюры и швырнул их на стол. Партийный босс рассмеялся:
— Да, на пользу дела, но не на пользу дела Химмельфарбов.
Макс встал со стула.
— Есть что-нибудь еще?
Партийный босс с улыбкой пожал плечами. Он вышел на улицу вместе с нами и, когда мы уже отъезжали, прокричал нам вслед:
— Ну и в чем дело? Есть что-нибудь еще?
— Дразнится, гад, — зло сказал Макс. — Конечно, у него хорошее настроение. Получил две штуки ни за что.
— Ну, кое-что ему придется отстегнуть прокурору и полиции, — заметил я.
— Да, наверное, какую-то часть отдаст. Но уверяю тебя, что это будет совсем небольшая часть.
— Пожалуй, — согласился я. — И это показывает силу денег.
— Да, ты прав, Башка. Это показывает, что любого можно купить за заварные пирожные.
— Да, — согласился я.
— Да, — подтвердил он.
Наконец-то судьба улыбнулась мне. Вышло так, что в то утро я первым появился в нашей комнате и был один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, которая звонила своему брату, Толстому Мои. Когда я вдруг понял, кто звонит, то от неожиданности меня бросило в дрожь, и на короткое время я потерял дар речи. Затем вся моя долго сдерживаемая страсть по Долорес прорвала плотину. Я просил, я умолял, я взывал, я увещевал до тех пор, пока она наконец великодушно не сдалась и не назначила мне свидание тем же вечером.
— Хорошо, хорошо, Башка, — смеясь над моей горячностью, ответила она. — Ты просто ошеломил меня своим напором. Значит, сегодня. Но у меня выступление, и я не смогу освободиться раньше половины шестого. Тебя это устраивает? — Затем с легким оттенком кокетства она спросила: — Ты еще не видел моего номера?
Видел ли я ее танец в этом представлении? Если бы она только знала, сколько раз я сидел в темном партере, сгорая от страсти.
— Нет, но с удовольствием посмотрю, — соврал я.
— Хорошо, Башка, это я беру на себя. Я оставлю тебе билет в кассе, а через двадцать минут после спектакля жди меня около служебного выхода. Хорошо?
— До того времени я буду как на иголках, — ответил я. Она мило рассмеялась:
— Очень неожиданно, но ты, оказывается, умеешь говорить приятные вещи. А сейчас, пожалуйста, позови Мои, а то я забуду, о чем собиралась с ним поговорить.
— Эй, Мои! — крикнул я. — Тут звонит твоя сестра, Долорес.
— Кто? Долорес? Хорошо, иду!
Я смотрел на толстого, неуклюжего Мои, стоящего у телефона, и сравнивал его с гибкой, ослепительно яркой, грациозной Долорес. Они походили друг на друга, как полынь и орхидея. Помимо своей воли я напрягал слух и прислушивался к разговору. Я понял, что Долорес договаривается с братом о посещении могилы родителей перед ее отъездом из города. Я попытался уяснить из реплик Мои, куда она уезжает, но не смог. Она хотела побывать на кладбище в воскресенье. Мои ответил:
— Не уверен, что смогу. Надо спросить у Макса, а его пока нет.
— Все в порядке! — крикнул я. — Считай, что у тебя в воскресенье выходной. И я тебе дам машину с шофером для поездки на кладбище.
Повесив трубку. Мои с признательной улыбкой сказал:
— Долорес просила передать тебе большое спасибо за машину и шофера.
— А, ерунда, — ответил я и как бы мимоходом поинтересовался: — Куда она собирается? В путешествие?
— Ты разве не слышал? Малышка получила приглашение из Голливуда. Ей предложили небольшую танцевальную роль в музыкальной картине.
Сердце упало у меня в груди, и я не стал больше ничего спрашивать.
Я поспешно вышел на улицу, чтобы не встречаться с Максом, но одумался и, вернувшись назад, сказал Мои:
— Меня сегодня не будет остаток дня, по личному делу. Передай Максу, что я с ним созвонюсь и все объясню.
Я чувствовал себя как школьник, отправляющийся на первое свидание. Я поймал такси и, вернувшись в свой отель, занялся лихорадочными приготовлениями. Я извлек из гардероба и разложил на кровати все свои костюмы. Мой выбор остановился на темно-синем, в узенькую серую полоску. Он был практически новым и, несмотря на консервативность стиля, выглядел достаточно модно. Я торопливо перерыл ящик с рубашками и извлек самую белоснежную и накрахмаленную. Я перебрал всю свою обувь, но ни одна из пар не устроила меня, поэтому я решил, что позднее сгоняю на Пятую авеню и куплю новые ботинки. А заодно присмотрю там галстук пошикарней.
Кстати, могу купить сразу и новую шляпу, может быть, котелок. Котелок? Нет, не годится. Котелок не для моего лица — оно у меня слишком румяное и упитанное. Я рассмеялся над собой: какое же оно упитанное? Я вовсе не был упитанным. Я посмотрел на себя в большое зеркало на двери гардероба. У меня не было лишнего мяса ни на лице, ни на теле. Только кости и мускулы — я был в отличной форме. И мне, в отличие от многих других, не нужны набивные плечи. Ну, разве что самую малость подбитые, чтобы лучше сидел пиджак. И, пожалуй, лучше снять кобуру. Револьвер портит осанку. Но нож я оставлю, я без него все
