неподалеку от кассетного завода и от дома самого Петровича. Принялись репетировать, отобрали 13 песен, в том числе 3 из альбома «Налетчик Беня». Фонограмму «минус голос» делал аранжировщик Леша Червяков. Для этого ему не пришлось покидать пределов домашней студии. А вот для наложения Петлюри- ного вокала требовалось нечто более солидное, что и было найдено в ГИТИСе, в студии «Ника» и у Азизы в Люберцах. Леша Червяков у себя дома тоже не ударил в грязь лицом. «Наверное, впервые в жизни я поработал добросовестно», — признавался он. В этом феномен Петлюры: он, как магнит, притягивал к себе творческих людей, с ним хотелось работать «на полную катушку». Не меньше, чем талант, притягивала его душевность. «Добренький был такой паренек, — вспоминает Петрович. — Честный очень: если нашкодит, сразу признается, извинится. Жена моя до сих пор его вспоминает...»
Альбом решили назвать «Малолетка» — по первой песне, которую подарил Юре Владимир Черняков.
«Это изначально моя песня, а потом стали говорить: дворовая, подъездная. Продюсеры Натали просто внесли изменения в текст, чтобы пелось от лица девчонки, а не парня». Петлюра и сам помнил немало народных, дворовых песен.
Жена Ушакова, музыкант — скрипачка и, вдобавок, дирижер-хоровик, удивлялась: «Какой музыкальный мальчик, как он чувствует фразу! Ему не надо объяснять, как петь, стоит только попросить: «Юр, пой с душой».
У Петлюры был не просто голос, а модный голос
— высокой форманты — позиции. «Есть певцы, похожие на Петлюру, — говорит композитор Слава Черный. — Та же моя группа «Пацаны», где поет Алексей Кузнецов. Там такие же голосовые тембры, но — не звенит».
«Петлюрин колокольчик — это перелив форманты, — объясняет Ушаков. — Юра умел «раскрашивать» эту позицию в разные тона. Это не традиционное, не академическое пение. Он умел мягко играть голосом, что сейчас модно у западных исполнителей. Селин Дион — яркий пример. В России с подобными голосами беда. Нету больше таких мальчиков. Девчонки есть, а ребят нету...»
Между тем, существует свидетельство недовольства артиста своим инструментом. «Юр, как мне отделаться от этого «Ласкового Мая»? — спросил он у Малышева перед записью последнего альбома. «Ну, похрипи, что ли», — отшутился тот.
Голос Петлюры творил чудеса с людьми, совершенно далекими от дворовой песни, например, с участковыми милиционерами. Соседи съемной квартиры, где жил артист сотоварищи, часто жаловались на ночной шум. Однажды ребята даже дверь вышибли — ключи забыли. «Петлюра разбежался, да как саданет ногой в дверь, а она картонная или фанерная была, — вспоминает Юрий Малышев. — Ну, пробил дыру и стоит циркулем — застрял, ногу вытащить не может. Мы помогли ему выбраться, а дверь открыли изнутри, через дырку». После соседских жалоб приходил участковый и... брал Юру под свое покровительство. «Парень так поет — просто за душу хватает!» — таковы были простые милицейские эмоции от вовремя задаренной Петровичем кассеты.
Ушаков, в то время всецело погруженный в производство кассет, понимал, что недалек день, когда может состояться Артист. А коль так, ему будет нужно дальнейшее продвижение, раскрутка. Ее-то Валерий Петрович Петлюре обеспечить не мог: «Хорошо, что глава звукозаписывающей фирмы «Мастер Саунд» Юрий Севостьянов, предложив Юре заключить контракт, дал ему понять, что наступила пора серьезной работы, в которой нет места алкоголю и бродяжничеству». И корефа-ны-собутыльники волей-неволей понемногу стали отваливаться. Кто-то исчез надолго, кто-то —¦ навсегда. Нет в живых гитариста Олега Черницына, написавшего несколько удачных песен для альбома «Печальный парень». Черницын и сам пел самобытным — хриплым-прехриплым голосом. Его не стало вскоре после гибели Петлюры, ставшей для уже сломленного алкоголем музыканта последней каплей.
«Бог часто забирает человека, когда тот становится лучше, — говорит Валерий Петрович. — За неделю до трагедии Юра заезжал ко мне — чистый, аккуратный. Я до этого его никогда таким не видел». Неудивительно. До встречи с Севостьяно-вым Петлюра, скажем прямо, бедствовал. Приходилось ночевать и на чердаках, и в подвалах, и в подъездах. Голодал, мерз. Язву желудка приобрел, которая часто давала о себе знать. «Может и выпивал, и травку покуривал, чтобы как-то заглушить боль», — считает Валерий Петрович Ушаков.
«Для него «пыхнуть» было так же просто, как сигаретку выкурить», — утверждает Юра Малышев. «Нас не в последнюю очередь сблизило и это тоже, — вспоминает Слава Черный. — Оба тогда любили это дело».
I
Что же, бывало, бывало... И первое (и последнее) мое интервью с Петлюрой не обошлось без «косячка». «Юру нельзя было назвать наркоманом, — говорит Малышев. — Но подсадить на иглу его пытались. И не кто-нибудь, а наша зеленоградская «крыша». Был там такой беспределыцик Сергей, наркоман, умер от передозировки. Петлюра два раза кололся у него дома, куда и он, и я несколько раз привозили деньги. Незадолго до смерти, Юра окончательно решил отваливать от зеле-ноградцев. Я давно ему это советовал, предлагал поговорить с местным авторитетом Володей Морозом, ныне покойным, чтобы отмазал. Мы даже на какое-то время расстались из-за того, что он не мог с ними разорвать».
Как следует из слов бывшего директора Петлю-ры, зеленоградская тусовка была с двойным дном. Вначале деньги давали — тот же Мороз: «Пока не раскрутитесь на полную, мне от вас ничего не нужно». Для бандитов было пафосно дружить с популярным артистом. Еще круче — «охранять» и стричь бабки. Оставаясь при этом друзьями. Людям публичным уйти от подобных знакомств вообще тяжело, молодым артистам, да еще пытающимся, как говорит Малышев, жить «по понятиям» и поющим песни о судьбе воровской — тяжело вдвойне. И, возможно, не будь таких людей в Петлюрином окружении, он продолжал бы жить и петь.
«Зеленоградские взяли его «под крышу», — подтверждает слова Малышева Тамара Сергеевна.
— Открытым текстом сказали ему: «Давай деньги!» Перед смертью Юра дал этому Сергею, «Кувалдой» его еще, кажется, звали, 2 тысячи долларов, как бы в долг. Эти деньги так и канули — куда там помочь с похоронами! Он их все истратил на наркотики».
А были ли у него вообще друзья, которым не нужно было погреться в лучах его славы и которых не надо было «подогревать» — деньгами, выпивкой? «Врагов у него не было, но и настоящих друзей, наверное тоже. Он легко и быстро сходился с людьми, но, вскоре, так же быстро разочаровывался. Хотя, нет, Была любовь — Оля, на которой он хотел жениться, был Слава Черный. За Малышевым он скучал», — на южный лад говорит последнюю фразу мама.
Если верить Малышеву, Юрин «зеленоградский период» сам по себе был жизнью «на грани»: «Жил там паренек один, Шкетом его звали. И вот этот Шкет что-то не так ему сказал. А у Юры был складешок, мы ему купили. Он тут же этот нож выхватывает и Шкету по лицу — раз! раз! — дважды полоснул. Меня как-то чуть не порезал. Справляли мы 13 апреля общий день рождения: у него 14-го, у меня 12-го. Что-то в моих словах опять ему не понравилось, я от него на кухню, дверь стеклянную закрыл, а он с той стороны рвется, тычет ножом в стекло: выходи, мол, выходи. Я терпел-тер-пел, а потом говорю: «Если сейчас же не выбросишь нож, я с тобой больше работать не буду». Он моментом оттаял: «Извини, братан». Сам он не сидел, но старался жить по «понятиям». С кем был дружен, тесен — братком называл. Меня, вот, например. Говорил: «У меня брат — ростовский вор в законе». Ставропольских знал авторитетов...»
Так, может быть, эти случаи —- просто обычный пьяный беспредел?
«По большому счету, — полагает Малышев, — и в жизни, и в творчестве он максимально проявлял себя, когда немного выпивал. А норму свою он, в общем-то, знал. Случаи перебора были редки. Трезвый он как-то уходил в себя, превращался в того самого «печального парня», о котором пел. Спросишь его о чем-нибудь, отвечает односложно: «да», «нет». А выпьет чуть — душа-парень, любую компанию поддержит».
