следила полиция, рылась в ящиках его письменного стола, на него писали доносы и требовали ареста якобы за связь с карбонариями.
На склоне жизни его все сильнее мучила подагра, плохо повиновалась рука. Он сопротивлялся болезням и старости. Около него в это время не оставалось никого, кроме двух преданных псов, которых он очень любил. Один — английский спаниель, черный, красивый, но печальный, меланхолик, другой — «луппело», волчонок, цвета кофе с молоком, веселый, находчивый. «Мне было бы слишком грустно, если бы не было никого, кого я могу любить», — признавался Стендаль.
Весной 1841 года Стендаль приехал в Париж в отпуск. Вечером 22 марта следующего года прямо на улице Нёв-Капюсин его сразил апоплексический удар. Он умер на следующее утро, не приходя в сознание. Его похоронили на Монмартрском кладбище. На могилу положили плиту с загадочной, как он завещал, надписью на итальянском:
Арриго Бейль
Миланец
Жил. Писал. Любил.
Личная жизнь: любовь, занятия, привычки
В парижском «Кафе англе» сидел тучный, коренастый господин и рассеянно перелистывал старые номера «Журналь де Деба». Рядом с ним на круглом столике лежал боливар с очень широкими полями и трость с сердоликовым набалдашником. Высоко повязанный галстук, сверкавшие золотым блеском пуговицы на бархатном камзоле с низким воротником и длинной баской, шелковый жилет с отворотами — все свидетельствовало о том, что человек следует моде. Здесь в. кафе он завсегдатай. Зовут его Анри Бейль, но сам он называет себя Стендалем и выдает за кавалерийского офицера.
Господин Стендаль не замечает никого вокруг — он погружен в чтение материалов судебной хроники «Газетт де трибюно».
Там поистине неисчерпаемый источник вдохновения для художника, желающего проникнуть внутрь современного общества. Только судебные процессы обнажают трагические события частной жизни с такими подробностями, которые невозможно подглядеть со стороны. Вот почему Стендаль взял за правило просматривать разделы судебной хроники в газетах. Так и теперь взгляд Стендаля задержался на заметке из его родного Гренобля. Речь шла о преступлении какого-то Антуана Берте, казненного там недавно. Как все происходило, нетрудно было представить. На гренобльской площади, где совершилась казнь, находился дом его деда Рамона Ганьона. Он живо вообразил толпу любопытных, балконы, заполненные дамами, и бледного юношу, всходящего на эшафот… В тот год Стендаль вел светскую жизнь. Почти ежедневно встречался с писателем Проспером Мериме — они были неразлучными друзьями; часто виделся с художником Эженом Делакруа, с которым знался не первый год, — он-то и познакомил Стендаля со своей кузиной, молодой баронессой Альбертой де Рюбампре, в которую тот влюбился с первого взгляда. В его дневнике появляется запись: «6 февраля — новые надежды». Но и оба его ближайших друга, Мериме и Делакруа, были неравнодушны к Альберте. Про Делакруа говорили, что он даже пользовался у нее более чем родственной благосклонностью.
Стендаль мучается ревностью и то и дело рисует на полях своих рукописей изображения пистолетов.
Наконец, Альберта уступила, и он с удовлетворением отмечает в дневнике: «Счастье». Однако Альберта не удержалась от соблазна похвастаться его пылкостью и неистовой страстностью перед Мериме. Уязвленное самолюбие побуждает того с еще большей настойчивостью ухаживать за баронессой. Вскоре он добивается своего, о чем сообщает Стендалю в присущей ему насмешливо-язвительной манере: «Госпожа де Рюбампре совершенно разочаровала меня, Бейль… Я обнаружил, что у нее чулки свисают гармошкой!..»
Чтобы избежать открытого разрыва с «госпожой Лазурь» (Альберта жила на рю Блё — Голубой улице) и унять смятение чувств, Стендаль в начале сентября покидает Париж, мчится на почтовых в Гренобль.
В родном городе, где он не был со дня смерти отца в 1819 году, Стендаль задержался на десять дней.
Странно, но первый, о ком он подумал, подъезжая к дому деда на площади, был Антуан Берте, сложивший здесь голову двадцать месяцев назад. История эта не давала покоя. Его интересуют детали. Он хочет представить всю картину преступления и его мотивы. Вскоре он понял, что набрел на сюжет, достойный романа, который назовет «Красное и черное». К слову сказать, писал Стендаль быстро. Свой первый роман «Арманс» он закончил в восемнадцать дней, «Пармскую обитель» — в пятьдесят два дня, на «Красное и черное» ушло меньше полугода. Во время работы перед ним лежала пачка чистой бумаги слева, справа — листы, исписанные крупным размашистым почерком. Но случалось ему писать даже в театральной ложе на листках из блокнота, слушая оперу, бывало, записывал отдельные мысли и на игральных картах.
Покинув Гренобль, Стендаль направился в Марсель, где задержался почти на четыре недели.
Он бродил по городу, вдыхал теплый и влажный осенний воздух, прогуливался по бульвару, прислушивался к шуму волн в порту. Ему вспоминалась молодость, те годы, когда он двадцатидвухлетним очертя голову бросился за своей подругой, актрисой Мелани Гильбер, по прозвищу Луазон, в Марсель, где она получила ангажемент. Ради того, чтобы не разлучаться с ней, он стал приказчиком бакалейной лавки. Ее великолепная греческая фигура и голубые глаза стоили этого. А потом появился русский помещик Басков, и Мелани уехала с ним в Петербург…
Воспоминания перенесли его в Милан. С Метильдой Висконтини все было иначе. С мужем, польским генералом, служившим в наполеоновской армии, она разошлась и была свободна. Он влюбился, словно юноша. Но знатная синьора осталась равнодушной к его страсти, предложив лишь дружбу. Бешеная ревность мучила его душу, и казалось, на всю жизнь засела в нем неутоленная жажда любви к миланской красавице. Говоря его же словами, «образ возлюбленной всегда жил в его воображении, и все в природе напоминало его». Даже смерть ее в 1825 году не могла изгладить эту чудесную иллюзию.
С тех пор всем героиням, порожденным воображением Стендаля, будут свойственны черты Метильды.
Вообще говоря, любовь для Стендаля, по его собственным словам, всегда была одним из наиболее важных дел, если только не единственным. Его «женский репертуар» довольно обширен, но четыре имени Стендаль поставил на закате жизни в первый ряд: уже известные нам Мелани Гильбер и Метильда Висконтини, а также Клементина Кюриаль и Александрина Даву.
О Клементине Кюриаль (он называл ее Монти) известно, что она была графиней, женой видного генерала, и, похоже, любила Стендаля, хотя и писала, что это «самое большое несчастье, какое только может выпасть на долю женщины». Сохранились более двухсот ее писем к нему и ее портрет. Черты лица говорят о натуре замкнутой и в то же время порывистой и решительной. Однажды, когда они были в деревне и опасались, что их застигнет муж, она спрятала его в подвале и трое суток тайком носила ему еду и воду. Из-за этой женщины он чуть было не покончил с собой, когда она решилась порвать с ним после двух лет трудного и бурного романа.
Что касается последней в списке четырех — Александрины Даву, то считается, что попала она в него случайно и напрасно была скомпрометирована. Стендаль страстно ее желал, как и Метильду, — это верно, долго ухаживал, но так никогда и не стал ее любовником.
Зато в списке нет итальянки Джулии Риньери, которую Стендаль умолял стать его женой, но она отказалась, хотя до этого первой призналась ему в любви, заявив при этом: «Я знаю, что ты стар и уродлив».
Отсутствует в донжуанском списке и Анжела Пьетрагруа, прекрасная ломбардка с роскошными волосами и темными глазами. Поначалу она оказала ему упорное сопротивление, наконец, сдалась. И
