накроемся», дал бы он нам шкуру!
— А что? Нам с дядей Алексеем не впервой. Две шкуры в избе лежат? И третью бы не помешало, — отозвался Степан и, положив рогатину, протянул руку к огню. — Не пришлось бы нам на этом ледяном карбасе ещё поплавать, сам о тёплой шкуре запечалишься.
— Постой, — перебил его Алексей, вскочил, прислушался. — Не чуете? Ветер снова переменился, в голомя нас боле не гонит, будто вдоль берега пошли. Коли так, может, бог благословит, льды сдвинутся, по ним до земли доберёмся.
Степан проворно вскочил, вырвал из совика пушинку, пустил по ветру.
— Правду молвишь, дядя Алексей, — радостно воскликнул он. — Гляди, и пушинка то показывает. Где- нигде, а на берег переберёмся. Солнышко вот скорей выглянуло бы, с ним и на морозе словно теплее.
Горькая и долгая была эта ночь. Слабому огоньку на тюленьей шкуре не под силу бороться с весенним грумантским морозом. Один промысленник дежурил у костра, двое, ложась спать, засовывали друг другу ноги под малицы, руки прижимали к груди, вынув из рукавов. Но заснуть крепко так и не удавалось — мешал холод. Дежурный подкидывал куски сала в огонь, щепки от саней приберегал, чтобы хватило надолго: одно сало не разожжёшь. Как Лось немного на небе повернётся, будил спящих и сам ложился на место нового дежурного.
Наконец небо на востоке побледнело, звёзды померкли и красное пылающее солнце медленно выглянуло из-за моря. Постепенно бледнея, солнце поднялось и превратилось в золотое.
Начался новый день. Но радости промысленникам он не принёс. Повсюду, сколько можно окинуть глазом, море покрывали большие и малые льдины. Как белые лебеди плыли меж ними высокие падуны[17], прозрачный лёд их переливался синими и зелёными оттенками. Плыли спокойно, точно и не они крошили вчера лёд под напором ветра.
Но промысленникам было не до красоты падунов и солнца. Обветренные, обмороженные лица, ноющее промороженное тело, пальцы рук почернели и плохо слушаются. Льдина, пусть прочная, надёжная, но куда несёт их? А если ветер сорвётся опять и погонит падуны, как вчера? Что станется с их льдиной?
— Ванюшка-то как переночевал, — промолвил Фёдор, — избу топить один справится ли?
— Если дверь снегом занесло, продуха не будет и топить нельзя, — откликнулся кормщик, сам ласково на Фёдора глянул. Знал, что оба они мальчишку любят, о нём помнят, а всё же услышать о нём было приятно.
Холод нажимал всё крепче. Пока жира на костёр да мяса на еду хватало — терпеть можно. А дальше? Сколько глаз окинуть мог, на льдинах ничего живого не заметно: зверь, испуганный бурей, в другие места подался. На счастье зимовщиков уцелела на льду их добыча. Ночью льдина, на которую они перешли, показалась им целым ледяным полем, теперь стало видно: хоть не поле она, но очень велика и, главное, большой толщины. Надежда есть, что если ветер опять лёд к берегу погонит, она легко не расколется, выдержит.
Ночь для Ванюшки тянулась долго: оконце, плотно задвинутое доской, света не пропускало, и он столько с вечера наплакался, что не заметил, как проспал до полудня.
Проснулся в темноте, не сразу вспомнил, куда с вечера положил кремень и огниво, чтобы вздуть жирник. Наконец, догадался, отодвинул доску оконца. В избе сразу посветлело, не нужен и жирник, солнце на небе высоко. Вчерашняя метель обошла избушку, — защитил утёс, к которому она прислонилась, оконце не замело, и дверь легко отворилась. Ванюшка об ошкуе не вспомнил, открыл её рывком, с разбегу: вдруг они уже тут, около дома стоят, войти не торопятся? Но у двери — сугроб снега и никаких следов. Нет их! Не приходили! Придут ли?..
Ванюшка постоял на пороге, лопату взял, проход расчистил. Копал молча, стиснул зубы до боли, за одну ночь повзрослел он — горе не шутит. Не вернулись старшие до середины дня, стало быть, лихая беда их застигла. Какая — Ванюшка ещё боялся, не хотел думать, а всё равно думалось.
От дому одному отходить отец не велел. Но как же на берег не выйти, не поглядеть, что на море делается?
Пошёл, долго стоял на берегу, но и море ему ничего доброго не сказало: припай взломан чуть не до самого берега, и боковой ветер гнал и гнал льдины мимо, до берега их не допускал. Льдины шли чередом, и не было им конца. Если и живы старшие, то где та льдина, на которой плывут они, и куда их унесёт?
А если всё-таки вернутся? Ванюшка бегом с берега заторопился в избу: топить надо, скорей отвар салаты приготовить, меховые чулки над очагом посушить запасные.
В хлопотах и заботах стало легче, но тепло, как ни топил, опять быстро выстудил. Всё слышалось: то голос, то скрип шагов, и Ванюшка без шапки, без малицы выбегал из избы, слушал и смотрел, опустив голову, затем возвращался медленно, точно груз тоски тянул непосильный.
Когда смерклось, вздул жирник и тогда только вспомнил, что у него припасён ещё корешок — нерпу из дерева выточить. Руку к ножу потянул, — и сразу тоска хоть не ушла из души, но притихла, точно шепнул кто: вернутся! С тем и резал и точил свой корешок, пока усталые пальцы сами разжались и выронили нож. Тут только вспомнил, что за весь день ни кусочка мяса не съел, ни глотка горячей воды не выпил. А вода уже остыла, и уголья холодные. Так холодное мясо холодным запил, ещё раз из избы вышел, послушал, вернулся и за собой плотно в обеих дверях задвинул засовы.
Тихо лёг он на нары, погасил жирник. В темноте всё лучше, чем видеть, как тени из углов ползут, будто переговариваются. И тут узнал Ванюшка, что горе без слёз ещё сильнее гложет душу. Так и лежал он, всматриваясь широко открытыми глазами в темноту, словно надеялся увидеть сквозь неё, что делается там, на той льдине, которая несёт их всех троих в море. Если ещё несёт…
Глава 13
ДОЖДАЛСЯ!
Льдины. Большие и маленькие, между ними, как белые лебеди, плывут падуны. Одни — это просто громадины сплошного прозрачного льда, другие, постарше, так изгрызены и истончены водой и солнцем, что стали похожи на башни, на обломки древних замков, а то и на диковинных зверей. Море немного утихло, падуны больше не бьют, не крошат малых льдин, все плывут по одному направлению. Куда?
На одной льдине стоят санки, на них мёрзлая туша морского зайца. Тут же на льду прикурнули три человека в белых совиках. Около них дымится, пахнет салом и жжёным мясом, небольшой костёр на куске опалённой тюленьей туши. Тепла от него немного. И всё-таки то кормщик, то Степан, поднявшись, греют у огня обмороженные, почерневшие руки. Смотрят с надеждой: вдруг лёд где сошёлся и можно по нему к берегу перебраться? Фёдор сам уже не встаёт. Его под руки поднимут, ходить заставят, когда с уговором, а когда Степан в сердцах и тычка отвесит. В себя чтобы пришёл, подбодрился. Только Фёдору и тычки плохо помогают.
Алексей по солнцу, а ночью по звёздам сверяется: видит, несёт их мимо Груманта, но не быстро. Пятые сутки на льдине живут. Мороз до костей пробирает. Пока только не голодают и тем спасаются: тюленье мясо жарят на огне на палочках.
Вот Степан встал, для разминки потоптался, руками похлопал.
— Тоска, — сказал. — В такой пустыне и ошкую рад будешь, коли в гости пожалует.
Сказал, а сам на Фёдора покосился, может, заворчит, расшевелится? Но Фёдор хоть бы что в ответ: не то спит, не то помирать собрался.
Кормщик вдруг привстал, осмотрелся, пушинку из совика выдернул, по ветру пустил.
— Степан, — сказал негромко, — ветер поворачивает. Гляди, льды в подвижку к берегу пойдут. Зайца с саней живо скидывай: Фёдора на них потащим, авось бог помилует, — спасёмся.
Степану повторять не надо, кинулся ремни на санках развязывать. Оба знали: как первые льды к берегу подойдут, от нажима льдина на льдину дыбом полезет. Надо спешить до берега по ним раньше добраться. Тут и здоровому человеку спастись — трудное дело. Но им и в голову не пришло — покинуть на льдине полумёртвого Фёдора. Знали одну свою простую поморскую правду: друга в беде покинуть негоже. По той правде жили, а если придётся — с ней и умирать легче.
Небо хмурилось, тучи, откуда ни возьмись, опять выкатились, закрыли солнце. И сразу падун, похожий на диковинную птицу, навалился на край их льдины, хищным клювом над ней изогнулся. Толчок был такой сильный, что льдина заскрипела и повернулась. Теперь она гнала перед собой меньшие льдины: одни подминала, другие ставила дыбом, мостила друг на друга. Разводья впереди разом сошлись, но дороги для
