Лучшие годы - псу под хвост

почему-то сразу вызвало в нем картину собачьей случки, и он тотчас от него отказался.

В таких раздумьях он быстро одолел дорогу и вот уже оказался вместе с собакой, которую все еще звали Терой, у красных песчаниковых столбиков садовой калитки. Мобилизуя весь свой интеллект, находчивость и остроумие, отец Квидо двинулся к дому. В голове его в течение этих десяти-двадцати секунд пронеслось добрых пятьдесят существительных женского рода, но ни одно из них — он это чувствовал всей душой — не было тем искомым. Он завернул за угол и увидел на веранде жену, выметавшую опавшие листья барвинка. Из-под кремового свитера выглядывал белый воротничок. Ура, имя найдено!

— Вот она! — выкрикнул он весело. — Зовут ее Нега!

Как ни странно, но лучше всех в семье принял Негу Квидо: несмотря на некоторую настороженность, все еще сквозившую в его движениях, он брал ее на руки, гладил, играл и всячески возился с ней. Бабушка Либа встретила ее разве что как липшего едока, которого знай корми мясом, а Пако был слишком мал, чтобы щенок мог доставить ему радость. Мать Квидо решила игнорировать щенка — отсюда возникла серьезная опасность, что во время своих стремительных и гневных перебежек из комнаты в комнату она попросту затопчет его. Когда эта беготня слишком затянулась, отец Квидо не выдержал.

— Плохо играешь, — остановил он жену. — Неправдоподобно! Взгляни на Квидо. Не смешно ли делать вид, что ты боишься щенка?

— Я не боюсь. Пока! — сказала она. — Но я была против, ты это знал.

Для начала отцу Квидо хватало и того, что она не боится.

— Ну что ж! — сказал он с облегчением. — Да и как можно бояться такого игривого, ласкового, доверчивого шарика? Почему, думаешь, ее назвали Негой?

— Что до меня, так это всегда будет черный, злой, зубастый, жуткий и вонючий пес! А назвать ее можно хоть Мирославой.

— Оставь! — смеялся отец Квидо. — Поди лучше погладь ее. Посмотри, какая она мягкая, нежная.

— Ни за что! И наконец привяжи ее где-нибудь.

— Ты что, в своем уме? Щенков не привязывают.

Отец Квидо недоуменно покачал головой и нагнулся к Неге. Сучонка подняла мордочку и посмотрела на него темными блестящими глазами.

— Ну погладь ее. Пожалуйста!

Мать Квидо заколебалась.

Потом протянула руку и положила ладонь ей на голову.

Нега обернулась.

Мать Квидо отдернула руку.

— Вот видишь! — ублаготворенно смеялся отец. — Ничего не случилось. — Только сейчас мать Квидо открыла глаза. — Что ты чувствовала?

— Будто я погладила дохлую крысу, — сказала она.

— Пока Нега была щенком, особых трудностей она не создавала. Естественно, она сгрызла не одну ножку у стола, объела не одну книжку, мочилась на ковер, но серьезных проблем с ней не было, — рассказывал спустя годы Квидо. Однако по мере ее роста проблем прибавлялось. Отец Квидо, пытавшийся дрессировать ее по системе классика немецкой кинологии Хегендорфа, с беспокойством убеждался, что сучка, которая должна была бы по идее становиться «более спокойной, услужливой и сдержанной, чем кобель», на самом деле являла собой полную противоположность: Нега была дикой, упрямой и очень непослушной. В другом пособии он прочел, что речь, видимо, идет «о собаке сурового нрава с преобладающим лидерским инстинктом, которая в стае собака — человек уступает человеку лидерство очень и очень неохотно».

— Вот те на! — ужасался отец.

Затем он прочел, что надежным критерием для распознания собак сурового или мягкого нрава служит их реакция на строгий ошейник: злая собака якобы переносит его хорошо. Стало быть, он без особого труда мог бы установить, к какому типу собак относится Нега, но он блаженное неведение предпочитал устрашающей правде и покупку строгого ошейника постоянно откладывал. Тем большее внимание он уделял дрессировке. Поначалу он долго сомневался: применить ли в воспитании принудительный метод, рекомендуемый Хегендорфом для собак сурового нрава, или же метод подражательный, что больше соответствовало его собственному характеру.

— Подражательный метод? — воскликнула его жена. — Я не ослышалась? Значит, ты обладаешь какими-то качествами, способностями и умением, которым собака должна подражать?

Отец Квидо, конечно, к нападкам своей жены был уже давно невосприимчив и продолжал терпеливо дрессировать Негу, комбинируя оба упомянутых метода. Он отказался от мысли принудить ее ползать, не говоря уже об апортировке, и был бы предельно доволен, если бы Нега хотя бы садилась или ложилась по его команде, если бы не тащила его на поводке, а спущенная с него, прибегала бы на его зов обратно. Даже эти цели казались ему подчас слишком недостижимыми, и он постепенно утрачивал былой энтузиазм.

Тем сильнее возмущался он, ежели кто-то, возможно по неведению, сводил на нет единичные результаты его дрессировки.

— Что за команды ты ей даешь? — напустился он однажды на жену, услышав целую «серию» ее приказов. — «Давай ложись!» или даже «Укладывайся здесь!»? Тысячу раз говорил тебе, что надо дать команду «Down!».

— Ну так будь любезен, скажи своей бестии, чтоб не кусала меня в лицо! — развизжалась мать Квидо.

— Она никогда тебя не кусала! Она тебя только лижет, — горячо возражал он. — Надо радоваться, ведь так она выражает свое послушание. Если бы ты наконец прочла Хегендорфа, ты бы знала! Когда члены стаи лижут лапу вождя, они тем самым проявляют свое послушание и подчиненность, — цитировал отец Квидо.

— Мою лапу она лизать не будет! — кричала мать Квидо. — Плевать я хотела на такое послушание! Для меня послушна та собака, которая меня не облизывает!

— О боже! — вздыхал отец.

Он бы и рад был отучить Негу лизать лицо жены — как и от множества других вредных привычек, — но был далек от уверенности в успехе своей дрессировки. Его инструкторский апломб испарялся день ото дня. Спустя несколько месяцев он сделал наконец то, чего так долго избегал: купил в Праге строгий ошейник. Надевая его Неге на шею и проводя по острию шипов подушечками пальцев, он с надеждой думал, что ему уже не придется изо всех сил удерживать ее на поводке. Но как только он сошел с веранды на камушки садовой дорожки, Нега припустила вперед в полном равнодушии и к его надеждам, и к острым шипам ошейника. Она тащила его всю дорогу с прежним упорством.

— К сожалению, теперь все ясно, — сказал он своей жене, когда, вконец измотанный, вернулся с прогулки. — Эта собака так называемого сурового нрава.

— Так что же из этого вытекает?

— Трудно сказать. Она не всегда нас слушается. Наверное, часто будет настаивать на своем.

— Не всегда! — повторила жена. — Что ты донимаешь меня своими эвфемизмами? Что эта собака никогда не будет нас слушаться — это я знала с самого начала и без твоего Хегендорфа!

— Конечно, я буду по-прежнему ее дрессировать, — уверил жену отец Квидо.

— Что? Ты? — удивилась мать Квидо. — Ты со своим инстинктом подчиненности хочешь дрессировать собаку лидерского типа? Не кажется ли тебе это абсурдом?

— Кажется, — признал отец Квидо свое поражение.

4) Отец Квидо впал в мрачное настроение, но неудачи в дрессировке Неги были не единственной тому причиной; напротив, сейчас ему казалось, что причин таких у него более чем достаточно.

Замзавом предприятия стал его давний друг, инж. Звара, — отец Квидо и раньше предполагал эту передвижку, но понять ее смысл никак не мог. Внешне они продолжали оставаться друзьями, но оба,