— Под открытым небом?
— Могут даже в проруби. Во льду.
— О майн готт! — Эллен молитвенно прижала руки к груди. — Только бы мой шеф не увлекся этим... моржованием. Тогда я пропала!
— Будем надеяться на лучшее! — Он тронул Эллен за локоть, указывая на ступени подземного перехода. — Нам сюда.
Колесникову никогда бы не пришло в голову зайти в бубличную с Эллен. Но, проходя мимо, она вдруг замедлила шаг, потянув носом воздух, сделала стойку, как хорошая охотничья собака.
— Это пекарня?
— Бубличная, — взглянул на вывеску Колесников.
— Что то есть?
— Такие круглые штучки. С дыркой! — пытается объяснить Колесников.
— Пахнет, как дома воскресным утром! Заглянем?
— Пожалуйста, — не очень уверенно кивнул Колесников и, открыв дверь, пропустил Эллен вперед.
В небольшом полуподвальном помещении было тепло и чисто, у кафельных стен стояло несколько круглых столиков на высоких ножках, вкусно пахло свежеиспеченным тестом и кофе. У прилавка две девчушки-школьницы, смеясь, перебрасывали с ладони на ладонь горячие еще бублики. На них осуждающе посматривала старушка в пуховом платке, а в дальнем углу стояла у столика Нина.
Колесников увидел ее сразу, как только вслед за Эллен спустился по ступенькам. Нина удивленно подняла брови, потом понимающе усмехнулась и отвернулась к окну. Колесников почувствовал, что краснеет, разозлился на себя за это и покраснел еще сильней, потребовал тарелок, которых здесь не полагалось, и, прихватив с соседнего столика скупо нарезанные треугольничком бумажные салфетки, подал Эллен два горячих бублика.
— Кофе? — предложил он.
— Нет, нет! — отказалась Эллен. — Спасибо.
Она отошла к столику, подула на бублик, вгрызлась зубами в хрустящую корочку и зажмурилась от удовольствия.
— Ну как? — спросил Колесников.
— Вредно, но вкусно! — вздохнула Эллен. — Обожаю тесто!
— Ешьте на здоровье! — рассмеялся Колесников.
Чуть повернув голову, он покосился на Нину. Она, все еще глядя в окно, задумчиво жевала бублик. На столике перед ней стояла полупустая чашка с остывшим уже кофе. В цигейковой шубке, потертые петли и карманы которой она сама обшила кожей, в мужской шапке-ушанке она показалась Колесникову похожей на уставшую девчонку, и только едва заметные морщинки у подкрашенных глаз и складка между сдвинутых в раздумье бровей выдавали ее возраст.
Колесникову стало до боли жалко ее, и, сердясь на себя за эту ненужную, как ему казалось, жалость, он опять, как это не раз с ним бывало, увидел себя со стороны: стоит полным идиотом за пустым столиком напротив иностранки и смотрит, как она набивает рот горячим заварным тестом. И такой самоуверенностью вдруг повеяло на него от этой красивой, прекрасно одетой, пахнущей французскими духами и дорогими сигаретами женщины, что он, еще больше разозлясь на себя, обернулся к Нине и, словно только сейчас увидев ее, поднял в приветственном жесте руку.
Нина, уловив этот его жест боковым зрением, обернулась от окна и недоуменно посмотрела на Колесникова.
— Привет! — слишком громко для маленького помещения крикнул он.
Нина кивнула и чуть заметно пожала плечами.
— Ваша знакомая? — Эллен через плечо Колесникова взглянула на Нину.
— Да! — с нажимом ответил Колесников. — Работаем вместе.
— Тоже инженер? — заинтересовалась Эллен.
— Разработчик. — Колесников обернулся к Нине: — Идите к нам, Нина Владимировна!
Нина помедлила, взяла с полки под столиком матерчатую хозяйственную сумку и подошла.
— Знакомься! — улыбнулся ей Колесников. — Фрау Штайнер.
— Просто Эллен! — запротестовала Штайнер.
— Просто Нина! Вы всегда принимаете иностранных гостей на таком уровне, Георгий Константинович?
— Герр Колесников не виноват! — засмеялась Штайнер. — Это была моя инициатива.
— Тогда простим!.. Экскурсия по Москве? Смотрите налево, смотрите направо?
— Угадала, — кивнул Колесников.
Эллен смотрела, как Нина, слишком уж прямо, по-балетному, держа спину, поднялась по ступенькам, потом обернулась к Колесникову:
— Мне нравятся женщины с мужским характером.
— Характер нордический, стойкий... — пробормотал Колесников.
— Что, что?! — удивилась Эллен.
— Это я так... — смешался Колесников. — Двинули?..
— В смысле — пошли? — переспросила Эллен и перекинула через плечо ремень своей сумки. — Двинули!
Колесников и Эллен шли по тихой улочке, где рядом со старинными особняками высились новенькие кирпичные девятиэтажки. Многоголосый шум огромного города не докатывался сюда, хотя улица эта находилась почти в центре Москвы.
— У нас тоже есть такие дома. — Эллен остановилась перед кованой решеткой одного из особняков. — В пригороде. — Помолчала и добавила: — Приедете к нам — я сведу вас в один подвальчик. Там отлично готовят айсбан. Пробовали когда-нибудь?
— Нет, — покачал головой Колесников. — А что это?
— Свиная ножка с капустой. Вы любите хорошо поесть, Георгий?
— Как-то не задумывался над этим. Что значит хорошо?
— Хорошо — это значит вкусно и много.
— Много иногда могу. Если до этого дня три сидел без горячего.
— А так бывает?
— Бывает, когда заработаешься. А вкусно?.. Мне как-то без разницы.
— А кто вам готовит? Жена?
— Жена не готовит. Некогда. Работает много.
— Мне тоже некогда. И некому.
— А как же ваши знаменитые «три К»: кирхе, киндер, кюхе?
— Все изменилось, Георгий! — засмеялась Эллен. — У нас, деловых одиноких женщин, теперь «три А»: арбайтен, арбайтен, арбайтен!
— Понятно. Кстати о работе... Мне надо забрать кассеты и переписать кое-что до вашего отъезда. Это возможно?
— Конечно. Магнитофон у вас есть?
— Найду где-нибудь.
— Зачем же? Есть другой выход из положения. Подождите меня несколько минут, хорошо?
— Пожалуйста.
Колесников, не очень еще понимая, что задумала Эллен, посмотрел, как она скрылась в подъезде одной из девятиэтажек, закурил и принялся прохаживаться вдоль ограды соседнего особняка. Вскоре Эллен вышла с небольшим чемоданчиком в руках.
— Вот! — протянула она чемоданчик Колесникову. — Вполне приличный маг. Пользуйтесь на здоровье!
— Но я могу не успеть до завтра.
— Почему обязательно до завтра?
— Вы же улетаете. Кому его вернуть?
