– Но у нас есть два свидетеля – ты и я, что мы шины ему отпускали, – размышляла Света.
– Ну конечно, так они и будут свидетелей призывать. Они ж свою копну молотить должны. Тем более мы – лица заинтересованные.
– Есть еще Геннадий Андреевич, но Ольга не хочет его к этой истории пристегивать.
– Нет, без него обойдемся – это обсуждению не подлежит, – твердо сказала Алешина.
– Я поняла! – вдруг заорала Света. – Нам нужен диктофон. Мы поедем к Кашаеву, наш разговор с ним запишем. Диктофонная запись должна быть приобщена к делу.
– Так дела-то еще никакого нет. Но ты права.
– Если ехать, то сейчас, потому что сегодня вечером ребятишки Маликова будут с ним калякать. После них он вряд ли захочет с нами разговаривать.
Ольга представила ход этой разборки: перед глазами почему-то стояло лицо дочки Кашаева, которую она никогда не видела. Худенькая, щербато улыбающаяся девочка держала на коленях новые коричневые ботиночки и, играя ими, заплетала в косички шнурки. Ни дать ни взять – душещипательная сцена из жизни оборванцев. И в это время здоровенные безмозглые амбалы избивали за углом дома ее папу, который, стиснув зубы от боли, молчал, дабы не потревожить маленькое счастье своей дочки.
Алешина сидела на переднем сиденье и все повторяла:
– Господи, сделай так, чтобы он оказался дома. Прошу тебя, Господи, я ведь знаю, ты все можешь...
Ведь знала, что ничего просить у Господа нельзя, тем более если дело касается таких меркантильных вопросов. Вот так не по-хозяйски, совсем неумело, распоряжалась она данным каждому из нас запасом Господнего милосердия. Тем не менее просьба ее была услышана. Кашаев оказался дома.
Когда, выйдя из машины, Ольга увидела огромный трехэтажный дом из красного кирпича – а именно в нем имел счастье проживать с семьей их нечестный реализатор Кашаев, у нее даже в глазах потемнело.
Игорёк нажал кнопочку звонка на массивных железных воротах выше человеческого роста. Долгое время реакции не было никакой. Они все звонили не переставая. Наконец дверь открыл симпатичный старичок с предобрым благообразным лицом:
– Вам кого?
– Женю, – миролюбиво сказал Игорь. О манере разговора с Кашаевым они договорились еще в офисе: никаких угроз, никакой грубости – одна сплошная выдержанность и нежность. Да и в чем перед ними был виноват этот незлобивый сухонький старичок?
Диктофон лежал у Игорька во внутреннем кармане куртки.
– Так он в гараже копается. Вы проходите, я сейчас его позову.
Если вспомнить ощущения всех минут в жизни, когда у Ольги что-либо получалось, то эта была из них, наверное, самая сильная. Увидеть эту наглую воровскую рожу, плюнуть ему в лицо, заорать что есть силы. Все, о чем они совсем недавно договаривались, она забыла тотчас, как увидела Кашаева.
– Ольга, только молчи, я сам разговаривать буду, – взглянув на нее, предупредил Игорёк.
– Ну, здравствуйте, чего это прикатили – не ближний свет, я и сам к вам на днях собирался.
– Здравствуй, Женёк, – миролюбиво отозвался Игорь. – Мы можем прямо сейчас рассчитаться, видишь, и Света приехала, печать и приходные ордера привезла. Так сказать, обслужим тебя на дому.
– Так у меня сейчас денег нет. Машина сломалась, запчасти пришлось новые купить, сам ремонтирую.
– Ты все колеса продал?
– Конечно.
– Так там на новую бы хватило.
– Умный какой. А жить на что? – воинственно спросил Кашаев. Вопрос о возврате денег для него, похоже, теперь вообще не стоял. От такой наглости Ольга едва не задохнулась.
– Нам-то деньги отдавать собираешься? – вторя ее мыслям, ласково и медоточиво спросила Света.
– Не сразу, давайте до Нового года потерпим.
– Это нас не очень устраивает. Ты на какую сумму резину взял?
– На триста двадцать тысяч. Да расплачусь я с вами перед Новым годом. Вы мне еще колес дайте, чтобы было с чего крутиться.
Вот хам! Он, наверное, всех за идиотов считает. Или издевается? – внутренне клокотало в Ольге.
– Не можем мы дать резину, пока не погашена старая задолженность. Мы ведь под учредителями работаем, ты знаешь. Крутой народ нами заправляет, и щедрости нашей они никогда не поймут, – как больного, увещевал Кашаева Игорь.
– Тогда ждите, – пообещал невозмутимо Женёк.
– Извини, пожалуйста, а дом этот чей? – еле совладая с собой, решилась спросить Ольга.
– А-а, это все... – он окинул взглядом многочисленные дворовые постройки, – это все – жены. У меня-то нет ничего.
– Очень хорошо, с ней у нас и договор заключен. Давай веди свою вторую половину – с ней говорить будем.
– Нельзя ей волноваться. Да и при чем здесь она, если по-честному? Старики тоже ничего не знают. Им вообще волноваться нельзя – они сердечники.
– Понятно, наши волнения тебе неинтересны, если не сказать больше, – прокомментировала Ольга.
Кашаев посмотрел на нее отсутствующим взглядом и ничего не ответил.
Несолоно хлебавши, зато с диктофонной записью, из которой четко следовало, что Кашаев имел отношения с их фирмой, вернулись они домой.
К вечеру позвонил Романов:
– Был у тебя Женёк?
– Мы у него сами в гостях побывали. Вот, доложу тебе, живет твой Кашаев, как самый настоящий кулак, только батрачат на него жена и ее родители.
– Куда тебя несет?
– Ты сам-то его домину видел?
– На кой она мне? А дома у его родителей был: обычная малогабаритка. Старики над ним всю жизнь тряслись, потому что он у них поздний и единственный.
– Ну, считай, дотряслись. Сегодня с ним разбираться будут.
– Ты чего, к своим обратилась?
– Да я бы с радостью, но не могу – стыдно. Одноклассника-охранника нашла.
– Знаешь, я уж думаю при всем моем хорошем к нему отношении, значит, так ему и надо. Тебя подвел, меня подставил. Сволочь он хорошая.
– Да не то слово, Ген.
– Встретимся сегодня?
Видимо, в голове у него был органчик.
– Я уже высказала свое мнение по этому поводу.
Глава 16
В ночь выпал первый снег.
Об этом чудесном событии Ольга бы не узнала, потому что ночью спала без сновидений, оглушенная коньяком, выпитым накануне вдвоем с Алешиным. Они давно так душевно не сидели, Ольга все рассказывала ему подробности посещения Кашаева. А он слушал, внимательно глядя на нее своими невероятными голубыми глазами. Они все больше светлели по мере выпитого и в конце концов стали цвета перванш.
– Эта история могла произойти только с тобой, – подытожил Коля.
– Да эти истории – сплошь и рядом, как лица с чертами деградации в районе привокзальной площади.
– Не скажи. В нее можно было легко не попасть, ты же обходишь обладателей этих лиц.
– Вот только не надо сравнений. Да и что теперь об этом говорить – все уже произошло.