его тебе?
– Но вы хоть когда-нибудь думали об этом?
– Генодокс, мы думали о ребенке? – спрашиваю я.
– ???
– Романов, Мишка просит, чтобы мы ребенка ему родили.
– А больше он ничего не просит?
– Я серьезно, я не шучу, – снова возникает Мишка.
– А если серьезно, то какого ж рожна ты стрелял у меня на прошлой неделе полштуки рублей на аборт своей очередной любовнице? Рожали бы.
– Сравнил говно с лопатой. Я ж ее не люблю. Хотя что с вами говорить о каком-то ребенке – вы сами как дети, только сорокалетние.
– Миш, а как ее зовут? – спрашиваю я.
– Отстань, я не помню, – выкручивается Мишка.
– А она красивая? Молодая? – не унимаюсь я.
– Не знаю, красивая, наверное. Но я ее не люблю. Она молодая, красивая и очень глупая.
– Как тебе повезло! – влезает в наш разговор Генка.
– В чем же?
– Да столько достоинств в одной женщине.
– Главное из них для тебя, конечно, третье.
– Я ж не ты, – с усмешкой отвечает он.
– Хрен ты меня знаешь тогда, – замечает Гаминский.
– Мишка, а что ты не женишься опять? – спрашиваю я.
– На ком? Ну покажи мне такую, как ты.
– Так ты в меня влюблен?
– А ты?
– Я великолепно к тебе отношусь.
– Ты и не представляешь себе, почему я тебя люблю.
– Интересно...
– Помнишь фильм французский, достаточно старый. Он назывался «Старое ружье», с Роми Шнайдер в главной роли. Там один мужик у нее спрашивает: «Чем вы занимаетесь?», имея в виду где она работает. А она отвечает – с такой обворожительно-спокойной улыбкой, за которую полцарства, мне кажется, раньше отдавали. Она отвечает: «Я? Я просто живу...» И все! Этим все сказано. А ты, Алешина, – такая же.
Я аж краснею от удовольствия.
– Что вы тут устраиваете? – возмущается Романов. – Я вообще-то здесь тоже присутствую. Вы совсем обнаглели. Гаминский, тебе самое время сунуть в морду, и прекрати подливать Ольге шампанское, она им водку запивает. Механически или сознательно, не знаю. Как вы схлестываетесь, так пьете как сумасшедшие, я весь следующий день отойти не могу.
Глава 5
подхватывает Мишка.
со стоном подхватываю я.
Я вопросительно смотрю на Генку – мол, продолжай. Он уперто режет колбасу. Ну и ладно, сама – так сама.
Я выхватываю у Романова кухонный нож и картинно ударяю им Мишку.
– Вы какие-то сумасшедшие, – диагностирует мой единственный.
– А ты? – Мишка уже завладел ножом и крутит им у Генкиного лица.
– И я, потому что нам с Олькой с тобой хорошо.
– Это вам друг с другом хорошо, а я – бесплатное приложение. Я везде бесплатное приложение. Старики в Израиль уехали, жену с ребенком перевезли, а я здесь с вами сижу, разговоры разговариваю. В принципе тоже надо собираться.
– Ты серьезно? – спрашиваю.
– Куда уж серьезней. А что мне здесь ловить, Алешина? Я бывший венценосный кавээнщик, им на всю жизнь и останусь. Вот Романов чуточку в студенческие игрушечки поиграл, капельку на гитаре побренчал и за дело. Работает по специальности и дело свое открыл.
– Да кто ж тебе, хрен моржовый, то же самое мешал сделать? – возмущается Генка.
– Мятущаяся душа еврейского народа.
– Положим, ты еврей довольно неординарный для своей национальности. Водку жрешь, как истинно русский.
– О, это мы умеем в совершенстве.
– Вообще-то это огромная редкость.
– О чем вообще речь, друзья мои? А кто его знает, может, там я себя и найду, на исторической-то родине?
– Если ты уедешь, мы с Генкой останемся совсем одни, – грустно отмечаю я.
– Да ладно плакать-то. «Все только начинается!» – как говорили мальчики из «Взгляда».
– Нет, я серьезно, нам будет плохо без тебя, правда, Романов?
– Вам не без меня будет плохо, душа моя, – вдруг резко говорит Мишка.
– Нам вообще будет плохо? – чуя, что он имеет в виду что-то очень для меня жизненно важное, тоскливо спрашиваю я. – Только не ври!
– Все зависит от него, – кивает в сторону Романова Миша. – Ему надо что-то решать. Так дальше невозможно. Я же вижу, как ты мучаешься.
– Во! Класс! – возмущаюсь я. – Здорово, когда от тебя ничего не зависит. Значит, ты считаешь, что все дело в нем? А со мной все ясно?
– Да не обижайся ты на меня, Олюшка. Просто ты сильнее его гораздо.
– Я что – покойник? – раздраженно спрашиваешь ты. – Почему вы разговариваете так, будто меня нет?
– Козел ты, причем молодой еще, прыткий и очень живой козел. Я ж твой друг, кто тебе, кроме меня, всю правду-матку нарежет?
Я внимательно разглядываю дно хрустального бокала, крутя в руках его ножку.
– Пошел ты знаешь куда? – предлагает Генка.
– Да я на дачу поехал, – сообщает Гаминский.
– Ты ведь пьяный, – выхожу я за ним в коридор.
– А когда я за рулем трезвым-то был, ты помнишь?
– Но мне кажется, ты сегодня очень пьяный.
– Солнце мое, я не пьяный, я просто печальный. Мне тебя жалко. Хочешь, я тебя домой заброшу? Или поедем на дачу съездим, это ненадолго, мне только с покупателем встретиться.
– Ты дачу продаешь?
– А зачем она мне? Я бы вам подарил, но только вам, не ему, чтобы там Галька расхаживала.
– Ольга никуда с тобой не поедет, – распоряжаешься по-хозяйски ты.
– Почему ты за меня решаешь?
– Прости.
