недалеко, а с другой — деревни неподалеку есть, так что с продуктами тоже проблем не будет.
— Ну-ка, ну-ка, Сергунька,— заинтересовался папа и, увлекая за собой ребят, вышел из комнаты, а мама со словами: «Ты отдыхай, доченька!» — вслед за ними.
На следующий день за завтраком папа был, к моему величайшему удивлению, улыбчив и радостен.
— Ты, бабка, вещи свои собирай —с Ленкой в город поедешь, да там и останешься — нельзя ее сейчас без присмотра оставлять. То, что там Варвара есть, это хорошо, но свой пригляд надежнее. А я, как кабанчиков и дом на Федьку оставлю, так днями тоже подъеду — надо же посмотреть, что это за коттедж такой. Прицениться, поторговаться... Ох, придется мне покрутиться, как черту в рукомойнике! Ну да для семьи, для внука долгожданного ничего не трудно.
Ваське моя мама определенно понравилась — он старательно полировал ей ноги и умильно заглядывал в глаза. А баба Варя, предупрежденная мной по телефону, что я приеду не одна, засуетилась накрывать на стол — накормить нас с дороги. Ребята передвинули мебель, чтобы можно было раскладывать кресло- кровать для мамы, и, нагруженные деревенскими гостинцами, поехали по домам.
Пообедав, я оставила маму и бабу Варю на кухне знакомиться, как следует, и, не раздеваясь, прилегла на диван, как думала, на минутку, но уснула и проснулась только утром. Мамино кресло было уже собрано, Варвара
Тихоновна хлопотала у плиты, а мама сидела в Васькином кресле с котом на руках, и они что-то оживленно обсуждали.
—Ну, я уже поняла, что скучно вам не будет. Только вы бы еще попутно стенку разобрали, чтобы ты, мама, могла туда свои вещи положить,— и, услышав звонок в дверь — это за мной пришли ребята, сказала: — Мне пора, у меня сегодня первый день на новой работе, так что опаздывать нельзя. Целую, Муся!
Приехав в офис Матвея, я сразу же почувствовала — что-то случилось: Пан-то был спокоен, а вот сам Матвей посмотрел на меня совсем неласково потемневшими от гнева глазами и кивком показал на кресло. Дождавшись, когда я сяду, он уселся за свой стол и довольно резко меня спросил:
— С каких пор я все узнаю в последнюю очередь?
Все ясно — новость о моей беременности как-то сумела сюда просочиться, только вот от кого?
— Павел Андреевич, во-первых, о том, что у меня будет ребенок, мои родители сами узнали только в эти выходные, а они мне, извините, несколько ближе, чем вы. А во-вторых, моя беременность — мое сугубо личное дело. Если вы опасаетесь, что она помешает мне работать, то это не так. В Баратове теперь будет постоянно жить моя мама, которая возьмет заботу о ребенке на себя. А в то время, что я буду нетрудоспособна, надеюсь, что очень недолго, меня вполне сможет заменить Солдатов. Так что деятельность агентства от этого не пострадает.
Пока я все это говорила, Матвей вскочил из-за стола и начал, злой, как сто чертей, ходить по кабинету. Когда я закончила, он, немного помолчав, полуутвердительно спросил:
— Это ребенок Орлова?
— Павел Андреевич, кто бы ни был отцом моего сына, это в первую очередь мой ребенок. Кроме того, вы же сами прекрасно знаете, что мы с Владиславом Николаевичем совершенно разные люди, так что еще неизвестно, что из нашего с ним брака получилось бы,— я старалась говорить все это как можно спокойнее и рассудительнее.
— Лена,— Матвей тоже старался держать себя в руках.— Вы с ним можете быть какими угодно разными, но сейчас есть ребенок! И он не должен страдать от того, что у его родителей коса нашла на камень!
—- То есть вы считаете, что ребенок может быть счастлив в семье, где родители не ладят между собой? Я вас правильно поняла?
— Ты чего добиваешься?! — не выдержав, заорал Матвей.— Чтобы Батя к тебе первый пришел?! Может, еще и на колени встал?! — он схватил стоявшую на специальной подставке сказочно красивую вазу из тончайшего бледно-розового стекла с явным желанием куда-нибудь ею запустить.
— Венецианское стекло, шестнадцатый век,— тихонько сказал сидевший в соседнем со мной кресле Пан.— В мире таких осталось только три. Или уже две?
Словно очнувшись, Матвей повертел вазу в руках и поставил обратно.
— Так чего же ты добиваешься? — устало спросил он, присев на краешек своего стола.
О, господи! Опять объясняться придется!
— Павел Андреевич, постарайтесь понять меня правильно. Моя беременность была совершенно неожиданной для меня самой — мне же давным-давно сказали, что детей у меня не будет никогда. И исходя именно из этого я строила свои отношения с Батей... Ну, вы понимаете, о чем я... Претензий к Владиславу у меня нет. И я ничего не добиваюсь ни от него, ни от кого другого. Совсем ничего,— не менее устало честно ответила я.— Есть такая вещь — судьба! Вот, если судьба нам с Батей, то все само собой получится, а если нет, то не стоит и затеваться. Но это только время покажет... Может, не будем его торопить?
— Ну и что с ней делать, Володя? — забыв, что он в кабинете, по-домашнему спросил, вздохнув, Матвей.
— Да ничего, Павел,—пожал плечами Пан.—Давай действительно подождем, что время покажет.
— Ладно,—опять вздохнув, сказал Матвей.—Занимайся агентством, но только уж будь поаккуратнее. Побереги себя! — он повернулся к Панфилову.— Забирай ее, Володя. Да не забудь с Олежкой как следует познакомить. Ступай! Скандалистка!
— Пан,— спросила я, выйдя из кабинета.— Кто раскололся?
— А какая тебе разница? — хмыкнул он.— Иди работай... Директриса!
Следующие дни были заняты очень приятными хлопотами по обживанию в находящемся недалеко от офиса
Матвея, свежеотремонтированном домике, распределением обязанностей между сотрудниками, знакомством их между собой и стиранием неизбежных в таких случаях внезапно возникающих антипатий и противоречий, настройкой компьютеров и всеми другими вещами, связанными с организацией новой фирмы, будь она и детективным агентством. С тех пор, как я официально стала работать на Матвея, охрану с меня сняли, оставив только Сергея и Вячеслава, которые еще в первый день вытащили меня на улицу, чтобы показать выделенный им новенький огромный джип «Мицубиси», вокруг которого они ходили, как дети вокруг новогодней елки, только что не хороводом.
Приехавший к выходным папа повез нас всех посмотреть на новый дом, но я никак не могла себе представить, как я буду здесь жить,— ходила и смотрела, словно на экскурсии. Зато полный энтузиазма папа гордо водил нас и объяснял, что где будет — самая большая и солнечная комната на втором этаже предназначалась, конечно же, для внука. Присутствовавший тут же Михаил отозвал меня в сторону:
— Лена, ты с заводом окончательно разобралась?
— Да, а что?
— Постарайся держаться от него подальше и от Наумова особенно,— и тихонько на ухо пояснил: — Твердых доказательств нет, но есть очень серьезное подозрение, что эти так называемые «турки» с наркотиками связаны. Причем, по крупному. Поняла?
— Спасибо, Миша,—сказала я, подумав: «Так вот она — вторая сторона медали, вот чем решил заняться Гадюка!», и спросила: — А сам-то ты что собираешься делать?
— К Никитину в Питер поеду — я же теперь со ссудой смогу расплатиться. Конечно, тех денег, на которые я рассчитывал, мне твой отец не дал, но... Мама с папой обещали добавить, да и тесть с тещей тоже. А в Питере Борис на первых порах с жильем поможет. Так что после Нового Года я съезжаю. Захочешь прийти попрощаться — милости просим,— и он отошел к папе, чтобы что-то ему объяснить.
— Ох, и замаешься ты, Зинаида, все это убирать,— горестно вздохнула баба Варя.
— А вот ты ей, Варвара, и поможешь,— заявил папа.— Здесь всем место найдется, даже коту, хоть он меня и не любит.
А Васька, действительно, совершенно не переносил папу, боялся его до ужаса и при одном его виде старался куда-нибудь забиться.
А в понедельник в мой — ого! уже мой! — офис приехал Панфилов и привез с собой Крысу, то есть Олега Александровича Кошечкина, человека очень непростой судьбы, блестящего аналитика, не только знавшего все и обо всех в нашем городе, а, может, и области, но и извлекавшего из своих знаний весьма и весьма неплохие доходы.
