— Что-то больно мудрено. Я своей раненой головой никак не докумекаю. Можешь объяснить? Только, пожалуйста, слова попроще выбирай, а то у меня после твоей вчерашней речи до сих пор мозги враскорячку.
— Можно и попроще, — согласно кивнула я. — Пока ампула у нас, мы живы и можем диктовать свои условия. Поняла?
— Поняла, — моргнула Клавдия. — А какие у нас условия?
— Тут надо хорошенько подумать, — загадочно молвила я и отправилась думать к себе в комнату.
Там, забравшись под одеяло, я прикрыла глаза с намерением предаться размышлениям.
Однако Клавдия решила взять этот процесс под личный контроль. Она приперлась следом за мной, остановилась в дверях и, уперев руки в бока, грозно спросила:
— Это ты так думаешь?
— Угу.
— Другого места не нашла, — Клавка нервничала, а оттого сделалась ворчливой и нудной.
— Какая разница, где думать, главное, додуматься до чего-нибудь стоящего.
Клюквина кивнула, но комнату покидать не торопилась. Вместо этого она принялась деловито сновать из угла в угол, наводя порядок.
Старая мудрость гласит: можно бесконечно смотреть на огонь, на воду и на то, как работают другие, поэтому я с удовольствием наблюдала за Клавдией. Сперва я честно пыталась придать мыслям нужное направление, но броуновское движение Клюквы мешало сосредоточиться.
Пришлось оставить эту затею. Единственное, до чего удалось додуматься, так это до того, что на сегодняшний день мы остались без мужской поддержки. Ведь Филиппок освободится с дежурства только после двенадцати, а глухонемой Тимур будет нас ждать именно в полдень. Вот еще подарочек — глухонемой шофер! Впрочем, вполне возможно, Тамара обманула, чтобы усыпить нашу бдительность. Следует проявить осторожность и больше помалкивать во время поездки, особенно это актуально по отношению к Клавке: на почве стресса она становится болтливой до чрезвычайности.
Клавдия, по всему видать, думала примерно о том же, потому что после непродолжительного молчания, давшегося ей с огромным трудом, заявила:
— Ты извини, Афонь, что отвлекаю… Не нравится мне этот глухонемой шофер.
— Хорошо, не слепой, — пошутила я.
— Очень, ха-ха. Так вот что я хотела сказать: когда поедем, ты поменьше болтай.
— Ты тоже..
На том и порешили.
На площади возле театра мы с Клавдией появились за пятнадцать минут до назначенного срока. Стоянка была забита автомобилями, в основном иномарками. В породах иноземных машин я разбираюсь слабо, поэтому пришлось нам внимательно читать надписи на корме каждого железного коня.
— Я с ума сойду! — неизвестно кому сообщила Клавка. — Четыре «Сааба», все черные и ни в одном нет водителя. Как мы этого Тимура узнаем?
— Подождем, — пожала я плечами, — до двенадцати еще есть время. Может, он сам нас узнает.
Чтобы как-то скрасить ожидание и немного унять волнение, мы с Клавкой купили по мороженому и, приплясывая на месте от холода, его съели.
Ровно в двенадцать возле одного из «Саабов» появился невысокий худощавый мужчина явно кавказской национальности. Одет он был во все черное: джинсы, кожаная куртка, расстегнутая, несмотря на мороз, и свитер того же мрачного цвета. В машину мужчина не торопился садиться. Он крутил головой, всматриваясь в народ, тусующийся возле театра. Мы с Клавкой испуганно переглянулись.
— Ох, только черножо.., в смысле, кавказцев нам не хватает, — клацнула зубами Клавдия.
Тут взгляд мужчины остановился на нас.
— Мама… — слабо простонала я, чувствуя, как немеет все тело. У этого типа был взгляд хладнокровного убийцы. Мне страшно захотелось убраться отсюда как можно дальше. Я уже открыла рот, чтобы предложить это Клюквиной, но мужчина направился к нам, и все слова застряли в горле.
— Пресвятая Дева Мария, матушка-заступница, спаси и сохрани нас! — поспешно перекрестилась Клавдия, закатывая глаза. — Честное слово, я больше не буду грехам предаваться, поститься начну, в церковь по воскресеньям ходить стану, только пусть нас минует чаша сия!
Однако Дева Мария не обратила внимания на Клавкину молитву, или сестрица слишком много пообещала, и святая ей не поверила. Я как загипнотизированная наблюдала за приближением кавказца. Он подошел почти вплотную и засунул руку во внутренний карман куртки. Мне тут же представился пистолет, который, несомненно, сейчас появится, и я в страхе зажмурилась, мысленно желая себе и Клавдии быстрой и легкой смерти.
Секунды тянулись невыносимо долго, а выстрелов все не было. Я приоткрыла один глаз, чтобы выяснить причину задержки. Мужчина стоял буквально в полуметре от нас и нагло ухмылялся. Вместо пистолета в руках у него белел клочок бумаги. Мы с Клавдией вытянули шеи.
«Я Тимур, — гласила корявая надпись. — Тамара ждет вас». Убедившись, что с содержимым записки мы ознакомились, Тимур кивнул в сторону машины. Вцепившись друг в друга, мы с Клюквиной под пристальным взглядом мужчины на негнущихся ногах поковыляли в указанном направлении. Не знаю, как у сестрицы, а у меня было стойкое ощущение, что я добровольно поднимаюсь на эшафот.
— Афоня, ты должна срочно что-нибудь придумать! — еле слышно прошелестела Клавка. — Мне моя жизнь дорога как память! А судя по выражению лица этого Тимура, жить нам осталось несколько часов.
— Крепись, Клава, — одними губами ответила я. — И помни, пока ампула у нас, нам ничего не угрожает.
— Ты сама-то в это веришь?
— Не очень, — призналась я.
Возле машины Тимур остановился и снова полез в карман куртки. На этот раз он достал сотовый телефон. Тимур показал его нам, потом ткнул пальцем сперва в меня, затем в Клавку и себе в грудь.
— Чего надо этому Герасиму кавказского розлива? — побледнела сестра.
— По-моему, ему нужны наши мобильники, — предположила я, извлекая из рюкзачка телефон Виктора.
Тимур его взял, выключил и вопросительно посмотрел на Клавдию. С глубоким вздохом она рассталась со своим аппаратом, бормоча под нос что-то невнятное. Наконец с формальностями было покончено. Тимур сел за руль, мы с Клюквиной устроились на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, и там затихли. Едва слышно заработал двигатель дорогой машины, щелкнул центральный замок, и мы оказались в буквальном смысле заперты внутри салона. Теперь выйти наружу даже при наличии огромного желания было невозможно.
Время для поездки, как оказалось, выбрали не совсем удачно, я бы даже сказала, совсем неудачно: такого скопления машин на улицах города мне не доводилось наблюдать давно. Пришлось даже простоять минут сорок в «пробке» на Волгоградском проспекте.
Клавдия с тоской смотрела в окно и беспрестанно вздыхала. Проделывала она это столь жалобно, что я в конце концов не выдержала.
— Перестань сейчас же! — зашипела я на сестру. — Все нервы вымотала своими вздохами, ей-богу. Без тебя тошно!
— Да как же не вздыхать-то, Афонюшка, — заныла Клюквина. — На верную гибель едем, а знаешь, как не хочется умирать в молодом возрасте! И пистолет, как назло, дома забыли.
Да, эту непростительную ошибку мы совершили. Не уверена, что нам предоставили бы возможность его применить, но уверенности в собственных силах оружие, несомненно, могло бы прибавить.
— Ты посмотри на Тимура, — продолжала изливать душу сестра. — Форменный бандит, клейма ставить негде! Если у Тамары все люди такие, то боюсь даже думать, что с нами будет.
Кто, скажем, помешает им засадить нас в какой-нибудь жуткий каземат и пытать до тех пор, пока мы не сообщим о местонахождении ампулы?
А когда сообщим — под пытками что угодно расскажешь! — убьют, расчленят и прах по ветру
