появлявшиеся у нее на щеках ямочки, когда она смеялась.
Киторак пригласил гостей в свое иглу. Эскимосы решили построить для них гостевой дом, но, пока он будет готов, они могут пожить у него.
Хозяева помогли приезжим разгрузить их сани. Киторак и другие мужчины нарезали для собак мяса и основательно их накормили.
Апулук отвел обе упряжки на берег. Там он прорезал дыру в большом торосе и протянул через нее ремни от упряжек. Надежно привязав собак таким образом, он вернулся в дом Киторака.
В доме собралось много народа, всем было интересно посмотреть на гостей.
Жена Киторака угощала гостей отварным мясом и следила, чтобы они все время ели, из-за чего им было трудно отвечать на многочисленные вопросы эскимосов.
Обед еще не кончился, как снаружи крикнули, что дом для гостей уже готов.
Друзья быстро выбрались из иглу Киторака, им не терпелось понять, как можно так быстро построить из снега дом.
Дом всем понравился. Сёльви, которая никогда не жила в иглу, с удовольствием осматривалась. Внутри были сделаны широкие нары из снега, на которых свободно могли расположиться все четверо. Эскимосы даже расстелили на нарах принесенные с саней шкуры, и в маленьком углублении в стене уже горела лампа Апулука. В стену рядом со входом был вставлен большой кусок пресноводного льда, который пропускал внутрь дневной свет.
Киторак, понимавший, что гости устали, проведя всю ночь в пути, предложил им немного поспать и отдохнуть перед пиром, который хозяева собирались устроить вечером в их честь. Он покинул гостевой дом, завалив вход большой снежной глыбой, чтобы гостей никто не беспокоил.
Пир
Сёльви проснулась от гула голосов, люди кричали и громко смеялись.
Она села, ничего не понимая спросонья. Потом вспомнила, где они находятся, и обернулась к Апулуку, он тоже проснулся.
— Пир уже начался, — объяснил он.
— Почему же они нас не разбудили?
— У нас никогда не будят спящего человека.
— Почему?
Апулук встал и потянулся за своей одеждой из птичьей кожи, что сохла на крюке под самым потолком.
— А потому, что когда человек спит, он чуть-чуть умирает, — объяснил он, натягивая через голову анорак. — Когда он спит, его душа путешествует, и, если разбудить его не вовремя, еще неизвестно, найдет ли его душа дорогу обратно.
Сёльви кивнула. Объяснение Апулука показалось ей вполне разумным.
— Мне тоже кажется, что человек чуть-чуть умирает, когда спит, — сказала она и с улыбкой показала на спящих Наруа и Лейва. — Теперь я верю, что их души вернутся обратно.
Лейв потянулся и издал несколько нечленораздельных звуков. Потом приподнялся на локте и протер глаза.
— Хорошо было немного поспать, — сказал он.
Наруа высунула растрепанную голову Она лежала между Сёльви и Лейвом.
— Это что, бубны? — спросила она.
— Пир уже давно начался, — ответил ей Апулук. — Пора вставать.
Одна из дочерей Киторака стояла возле гостевого дома и ждала их. Она проводила гостей в дом для пира, представлявший собой большое иглу, построенное специально для таких случаев.
Друзей приняли с небывалым гостеприимством. Их усадили на лучшие шкуры, расстеленные на полу, и принялись угощать самыми лакомыми блюдами.
Угощение было богатое и разнообразное: вяленая оленина, приготовленное по-разному тюленье мясо — свежее, выдержанное, вареное и сушеное. Были тут и мелкая рыба — мойва, и вареная гагара, и лосось, и соленый частик, и вороника в рыбьем жире, и оленья требуха.
А также мясо нарвала и белого кита, и аппетитные вареные ребра мускусного быка и мороженая медвежатина.
Угощение обещало небывалый пир.
В те времена, как и теперь, эскимосы были большими любителями пиров и праздников. И пользовались любым поводом, чтобы попировать. А поводом мог быть первый самостоятельный шаг ребенка, первый раз, когда он сам причесался, когда подросток убил своего первого тюленя или, вот как теперь, приезд гостей.
Апулук, Наруа и Лейв ели все с удовольствием. Сёльви, еще не привыкшая к незнакомой пище, пробовала все с осторожностью.
Хозяева следили, чтобы гости не переставали жевать, и вскоре она уже не могла проглотить больше ни кусочка.
Во время пира люди рассказывали друг другу случаи из своей жизни. Обсуждали погоду, добычу и переезды с места на место. Когда Лейв упомянул о корабле исландцев, Киторак сказал, что в их местах тоже видели какой-то корабль. Это был незнакомый и недружественный корабль, люди на нем были настроены враждебно и даже убили двух лучших охотников из их общины.
Этот большой корабль некоторое время стоял южнее их стойбища, а потом, еще до того как встал лед, ушел на север.
— Ты уверен, что они ушли на север? — с любопытством спросил Лейв.
— Уверен, — ответил Киторак. — Многие охотники плыли за ним на расстоянии, чтобы убедиться, что он покинул наши пределы.
— На корабле были такие же люди, как мы с Сёльви? — спросил Лейв.
Киторак поговорил о чем-то с охотниками. Потом ответил:
— Люди, которые видели их вблизи, говорят, что кожа у них была темнее, чем у вас, а волосы — как у инуитов. На подбородках у них росли густые волосы, но не черные и даже не темно-коричневые.
После пира, который длился несколько часов, начались развлечения.
Мужчины перетягивали канат, стреляли из лука в цель или играли в разные игры. Неожиданно один из стариков схватил свой бубен. Бубен был маленький по сравнению с тем, каким пользовался Шили, и издавал не такой свистящий звук. Но песни, которые последовали за звуками бубна, были почти те же, что пели в стойбище Наруа и Апулука. И когда присутствующие запели, Наруа и Апулук запели вместе с ними.
Во время пения один молодой охотник вскочил и стал танцевать перед Сёльви.
Он танцевал перед ней и пел какую-то забавную песню, потому что все громко засмеялись.
Сёльви тоже вскочила и начала танцевать, подражая молодому охотнику. Она очень точно повторяла его движения, и раскаты смеха буквально сотрясали дом для пиров.
— Она танцует, как человек! — закричали старые женщины.
— Смотрите, смотрите, у нее танцуют не только ноги, но все тело — и руки, и шея, и глаза, и волосы! Она великая танцорка и очень похожа на человека!
Апулук с гордостью наблюдал за Сёльви, и Лейв, заметивший его взгляд, шепнул Наруа:
— Можно подумать, что Сёльви его детище.
