«Всех убиенных помяни, Россия…»

* * *

Из окошек резных,
В петушках золотых,
Ты глядела в жемчужном кокошнике в сад,
Где баян молодой жег любовью твой взгляд
И настраивал гусли на праздничный лад.
Из боярских затвор
К устью Волги, в шатер,
Я увез Тебя ночью на верном коне.
Ты шептала: «Люблю», прижимаясь ко мне,
Ты казалась русалкой при бледной луне…
И вот вновь Ты — моя…
Новый след затая,
Я таю еще глубже былые следы.
Разве Ты — это Ты? Ты — звено красоты
Из цепи неразрывной бессмертной мечты.

1922

Chanson triste[28]

Маме

Жизнь ли бродяжья обидела,
Вышел ли в злую пору…
Если б ты, мама, увидела,
Как я озяб на ветру!

Знаю, что скоро измочится
Ливнем ночным у меня
Стылая кровь, но ведь хочется,
Все-таки хочется дня.

Много не надо. Не вынести.
И все равно не вернуть.
Только бы в этой пустынности
Вспомнить заветренный путь,

Только б прийти незамеченным
В бледные сумерки, мать,
Сердцем, совсем искалеченным,
В пальцах твоих задрожать.

Только б глазами тяжелыми
Тихо упасть на поля,
Где золотистыми пчелами
Жизнь прожужжала моя,

Где тишина сероокая
Мертвый баюкает дом…
Если б ты знала, далекая,
Как я исхлестан дождем!

Петроград, 1922

Колыбельная

Брату Николаю

Тихо так. Пустынно. Звездно.
Степь нахмуренная спит,
Вся в снегах. В ночи морозной
Где-то филин ворожит.
Над твоей святой могилой
Я один, как страж, стою…
Спи, мой мальчик милый,
Баюшки-баю!..

Я пришел из дымной дали,
В день твой памятный принес
Крест надгробный, что связали
Мы тебе из крупных слез.
На чужбине распростертый,
Ты под ним — в родном краю…
Спи, мой братик мертвый, Баюшки-баю…

В час, когда над миром будет
Снова слышен Божий шаг,
Бог про верных не забудет;
Бог придет в наш синий мрак,
Скажет властно вам: проснитесь!
Уведет в семью Свою…
Спи ж, мой белый витязь,
Баюшки-баю…

1922