любоваться кисточками ее шарфа, перчатками, зажатыми в руке, изящной сумочкой из мелких кожаных кусочков разного цвета, и… Но дверь слишком близко. Квартира встречает теплом и ароматом выпечки.
— Да, пирог и пирожки. Ты ведь голодный, я знаю! Нет, я позавтракала, — открещивается хозяйка, быстро накрывая стол в комнате.
Борщ получает ложку сметаны в рубиновую сердцевину, салфетка торжественно открывает взору черный и белый хлеб, блистающие ложки и вилки с ножом окружают место, так красиво сервированное для принятия пищи дорогим гостем. Матвеич не может устоять и рушится на стул, воздев чисто отмытые от дорожной грязи руки. Кремовая салфетка занимает место на коленях.
— Её бы надо наверх, — замечает Лена, но Матвеич не хочет отвлекаться на пустяки, с наслаждением уминая невероятно вкусную еду.
Кроме капустного пирога, на стол водружаются курник, кулебяка, подовые и жареные пирожки с картошкой, слоеные пирожки с мясом и ватрушка. Это ж за неделю не осилить! Отведав всего понемногу, Матвеич обретает способность говорить — от голода не осталось и следа. Чай придает беседе степенность и чинность.
— …мне сказали, что я мешаю. Тогда я и перестала тебя искать, — Лена пересказывает свою часть истории.
Матвеич смотрит на ее шею, где тонюсенькая золотая цепочка держит кругляшок со знаком зодиака. Какой там символ, ему не видно через стол, но кулончик лежит прямо над восхитительной ложбинкой — местом слияния двух замечательных холмов. Его взгляд опускается ниже, пытаясь разыскать вершины, и отмечает — их не скрыла нежная ткань нарядного платья. Мечтания уже рисуют нескромные картины, он теряет нить рассказа, затем спохватывается. Отведя глаза в сторону, разглядывает комнату и внимательно слушает Лену, поражаясь методичности поисков. Последняя часть, соотнесенная со встречами во сне, вызывает желание уточнить некоторые детали:
— Как это — квартира помогала?
— У меня с ней особые отношения. Я ее люблю, как живое существо. Не знаю, не сумею объяснить, но она мне помогает. Ты заметил, пироги вкусные, да?
— Еще как! Тесто восхитительное!
— За все годы у меня ни один пирог не подгорел! А в гостях — сколько угодно. И тесто не подходит порой. Словно камень…
Матвеич слушает и начинает вспоминать, что он колдун. Просто из любопытства запускает круговую волну поиска. Совсем рядом, почти на кухне, обнаруживается малюсенькое миролюбивое сознание. Зацепить его, приказать явиться — не удалось, хотя сил в душе бушует много. Будто снова попал в хрональную зону. Легкое опьянение немного кружит голову.
— Ой! Ну, надо же! Совсем забыла, — всплескивает руками Лена.
Из кухни она приносит бутылку «Алазанской долины» и штопор. Два фужера оттеняют красное вино, спрятанное за стеклом. Александр настраивается вскрыть и уточняет:
— В честь чего? А ты — будешь?
— За встречу — да!
Они вдруг приходят в себя, затихают. Робко поглядывают друг на друга. Три дня, проведенные вместе, там, в ските — кажутся такими короткими, такими незначительными. И вот теперь, спустя полгода — они встретились, переполненные радужными надеждами. На что? Сомнения возрождаются.
— «Кто я этой невероятно красивой девушке?» — смущенно отводит глаза Матвеевич и вонзает штопор в пробку.
140
Группа Полины вернулась, выдернула Матвеича из сладких воспоминаний. Он встал, подставил ладонь. Гладко отполированный белый камушек в черным пятном — издалека похоже на глаз. Тонкая сквозная дырочка. Амулет? И теплый наощупь. Аура Ивлева была четкой, сильной, ловилась легко и была очень даже узнаваемой, начальнической. Остальные вещички из кабинета завлаба такой насыщенностью не обладали. Будем работать с тем, что есть, решил Матвеич:
— Так, прошу внимания. Есть методика круговой волны, как локатор — дал импульс и получил ответ, представляете? Но у меня радиус поиска ограничен, километров десять, не больше. И слишком много фоновых сигналов, одному не разобрать. Поэтому я предлагаю объединить все импульсы в один мощный — я посылаю его, а ловить ответ будем порознь, каждый со своего сектора. Как кто поймает, переключаемся на это направление, потом летим ближе, повторяем, и так — пока не отследим точное место. Понятно?
Оказалось, не очень понятно. Та группа, с которой он встретился в Шергешской лаборатории, поняла первой — они Матвеича знали и в его поле работали уже, перенимая методику невидимости. Для остальных пришлось устроить демонстрацию круговой волны, отыскивая Ханова. Убедившись в действенности методики, начали тренироваться в передаче одновременного импульса. Получалось плохо. Матвеич растерялся. Его идея строилась на умении синхронизировать манипуляции, который показал Федор Петрович, как раз здесь, в этом зале. При допросе тот объединил поле с Надеждой, а в Николаевске передавал навыки Матвеичу, именно объединяя импульсы.
Однако слить их у такого количества колдунов сразу — никак не получалась. Почти половина магов то опаздывала, то опережала других, напрасно растрачивая энергию — Матвеич не успевал ее подхватить и прокрутить через себя. Выход предложил Рафик:
— А если делать на раз-два-три?
Метроном нашли, синхронизировались, но не все. Рафик выдвинул еще одну идею:
— Надо в танце, таком, ритмичном…
Роберт не преминул съехидничать:
— Ансамбль под управлением Горлова! Танец аргентинских баранов, потерявших пастуха! Сдохнуть, как смешно!
— Нет, не смешно. Быстро нашли мне болеро Равеля, — завелся Матвеич, представляя, с каким удовольствием бы послал этого гада! Роберт раздражал открытой демонстрацией неприязни. Если сначала Горлов пытался не обращать внимания на подколки, то теперь терпения не хватило: — «Каждая минута на счету, а этот гад мешает»!
Ахат Абдулович высказался негромко:
— Лучше сиртаки. Там ритм ровнее и сам танец красивый, коллективный. Как раз то, что нужно, поверь!
Совет был правильный и своевременный. Когда они все двинулись по кругу, взяли правильную ногу, начали входить в ритм — Матвеич почувствовал облегчение. Всплески энергии от замкнутых в единую цепь колдунов начали раскачивать его, вздымая все выше. Закрытые глаза помогли сосредоточиться. Мир становился прозрачным, как в горах, где с вершины открывается видимость за десятки километров.
— На и-и-и-раз! даем импульс…
Ноги сами двигались, переступали, чуть вприсядку неся тела в едином хороводе… И не было ничего стыдного в этом коллективном танце, как только что казалось некоторым… Руки, тесно сплетенные на плечах коллег, сплотили всех в многоногое существо, пронизанное общим ритмом и общей целью…
— …и-и-и-РАЗ!
Мгновенный разряд пробил всех и раскатился ударной волной. Матвеич почувствовал себя настолько сильным, что взмыл вверх, оставив биоробот в группе. Он видел:
как круговая волна приминает всё;
как высвечиваются крупинки личностей;
как сливаются в ровный фон, словно песчинки на пляже;
как искрами отмечаются редкие, крупные индивидуумы (маги?);
как полыхнуло на грани горизонта, куда укатилась волна…
— Он за моей спиной, — торжественно заявил Роберт.
Матвеич вернулся, открыл глаза. Греческий танец продолжал звучать, они еще шли в танце, но
