Глава 7
Грэм поднял глаза от книги, которую перечитывал во второй раз, и его взгляд привычно устремился через пустую гостиную к Джоанне, которая стояла у прилавка, демонстрируя покупателям свои товары. В лучах полуденного солнца ее силуэт казался особенно стройным.
Прошла неделя, но ему не надоедало наблюдать за тем, как она занимается повседневными делами. Ему нравились ее гибкие движения, звук ее голоса, когда она обменивалась репликами со знакомыми, проходившими мимо лавки, ее изящная поза, когда она вышивала, сидя перед окном, и особенно аромат влажной земли, свежей травы и полевых цветов, витавший в кладовой после ее посещений, что случалось нечасто.
Сломанная нога все еще побаливала, как и ребра, но боль притупилась и скорее раздражала, чем причиняла мучения. Врач, проведавший Грэма накануне, снабдил его прочным деревянным костылем. Правда, по большей части костыль бездействовал, прислоненный к кровати, поскольку Грэм не осмеливался показываться на улице. Впрочем, в своем нынешнем состоянии он вряд ли смог бы это сделать, даже если бы захотел.
Заложив страницу куском тесьмы – тем самым, который предполагалось использовать в качестве знака Леоде, – Грэм закрыл книгу и положил ее на сундук, где высилась стопка томов. О книгах позаботился Хью, купивший их в соседней лавке, торговавшей подержанными изданиями.
Не считая единственной угрозы скормить Грэму его собственные причиндалы, он вел себя как человек, на которого можно положиться. Днем Хью охотно выполнял поручения Грэма, а ночи проводил в гулянках и кутежах вместе с такими же, как он, отпускными вояками.
Услышав звук голосов, Грэм выглянул в окно. Его взгляд привычно устремился к большому окну на втором этаже каменного здания, высившегося рядом с домом Лефевра. Там чуть ли не каждый день разыгрывалась одна и та же сцена: плотный, богато одетый мужчина средних лет спорил о чем-то с темноволосым молодым человеком – очевидно, его сыном. На этот раз в ссоре участвовала его жена, добавляя пронзительные нотки к басовитым мужским голосам.
Их ежедневные ссоры действовали Грэму на нервы. Он устал от постоянных криков уличных продавцов, от грохота повозок и визга свиней. Ему надоело читать одни и те же книги. И ему смертельно наскучило валяться целыми днями, как беспомощному калеке, тогда как порученное ему дело не сдвинулось с мертвой точки. Единственное, что ему никогда не надоедало, – это наблюдать за Джоанной Чапмен.
Взглянув в сторону лавки, он увидел, как Джоанна вручила сверток с покупкой коренастой женщине в темной шали. Та полезла в корзинку, висевшую у нее на руке, и положила на прилавок что-то похожее на связку свечей.
Чтение книг было отличным прикрытием для наблюдения за домом Лефевра. Полусидя в постели, Грэм старался не упускать из виду заднего окна, но пока его наблюдения не принесли плодов, которые могли бы оказаться полезными для выполнения его миссии.
Байрам, Этель и кухарка добросовестно выполняли свои обязанности, что не мешало Рольфу Лефевру постоянно устраивать им разносы из-за реальных и вымышленных проступков. Особенно он бесился, когда заставал хорошенькую пухленькую кухарку флиртующей с Байрамом. Грэм гадал, как бы Лефевр отреагировал, если бы знал, что почти каждое утро, когда он отбывал из дома, парочка уединялась на конюшне и спустя некоторое время появлялась растрепанная и облепленная соломой.
Ближе к вечеру Лефевр обычно принимал посетителей в своей гостиной, преимущественно торговцев, приходивших к главе гильдии, чтобы заключить сделки. Переговоры сопровождались обменом документов, а иногда и передачей денег.
В полдень мимо его окон проходила рыжеволосая девушка по имени Олив, доставлявшая флакон снадобья для мистрис Ады из аптеки на Вуд-стрит. Чтобы не попасться ей на глаза, Грэм взял за правило прикрывать ставни в полуденные часы.
Джоанна оказалась права – люди любят заглядывать в окна. В принципе Грэм не возражал против подобного вторжения в его частную жизнь. Так, беседы о литературе и истории с Томасом-арфистом скрашивали эти бесконечные дни. Даже Леода с ее замашками стареющей грошовой шлюхи обладала грубоватым обаянием, вносившим разнообразие в его жизнь, когда она останавливалась поболтать с ним. Его не беспокоило, что они в курсе его присутствия в задней комнате дома Джоанны, поскольку ни Томас, ни Леода не знали о причинах его пребывания в Лондоне.
Ада Лефевр не показывалась, хотя в последние дни стояла необычно теплая и солнечная погода. Окна спальни Рольфа Лефевра, где, судя по всему, обитала его больная жена, были постоянно закрыты ставнями. В сумерках там загорался слабый свет – от масляной лампы или одинокой свечи, – чтобы погаснуть с вечерним звоном колоколов на близлежащей церкви.
Стук захлопнувшейся двери снова привлек внимание Грэма к заднему двору Лефевра. Олив, доставив лекарство хозяйке дома, направилась к воротам, выходившим в переулок. На всякий случай Грэм отодвинулся от окна, хотя едва ли его затененную фигуру можно было различить сквозь полузакрытые ставни.
Петронилла выбрала этот момент, чтобы навестить Грэма. Запрыгнув на постель, она ткнулась мордочкой в его руку и уставилась на него, как бы спрашивая: «Как дела?»
– Кокетка, – улыбнулся Грэм и повернулся к окну, продолжая наблюдение за девушкой.
– Олив, – послышался молодой мужской голос.
– Деймиан, – тихо отозвалась она. – Что ты здесь делаешь?
– Жду тебя.
Петронилла снова ткнулась головой в руку Грэма и громко мяукнула.
Олив испуганно вскрикнула.
– Это всего лишь кошка. Олив, я хотел бы поговорить с тобой.
Последовала пауза.
– Ты не должен этого делать. Вдруг кто-нибудь увидит? Твой отец, например?
Кошка снова мяукнула. Чертыхнувшись про себя, Грэм почесал животное по голове.
