преследуют против ее желания.
Но женщина не походила на шлюху, во всяком случае, со спины. Несмотря на теплую погоду, на ней была накидка с капюшоном. Шлюхи не прикрывали волосы и прочие достоинства, способные привлечь клиентов, особенно в теплую летнюю ночь. Если же погода заставляла их утепляться, они обычно выбирали накидки кричащих цветов. Однако в скудном свете луны было видно, что на женщине, бежавшей через пустыре темная накидка.
Женщина прямиком направилась к калитке, которая вела на задний двор Рольфа Лефевра, открыла ее и устремилась дому. Грэм настороженно выпрямился.
Вместо того чтобы постучать в дверь, она опустилась на корточки и подняла что-то с земли. Выпрямившись, она отступила назад, замахнулась и бросила то, что подняла – скорее всего, камень, – в ставни, закрывавшие окно спальни Лефевра. Нагнувшись, она набрала еще камней и бросила их один за другим в закрытые ставни. Наконец они открылись, и Рольф Лефевр, одетый в ночную рубашку, высунулся наружу.
Женщина жестом поманила его вниз. Он кивнул и закрыл ставни. Судя по свету, просочившемуся сквозь щели, он зажег свечу или фонарь. Женщина ждала, тревожно озираясь по сторонам. Как Грэм ни напрягался, было слишком темно, чтобы разглядеть ее черты.
Дверь отворилась, и появился Лефевр, одетый в тунику и рейтузы более скромного оттенка, чем его обычная одежда. Женщина что-то сказала и спрятала свое лицо в ладонях. Он схватил ее за руку и повел прочь от дома, через ворота, пустырь и калитку, ведущую в переулок.
Грэм закрыл ставни и прислушался. Послышались медленные шаги, затем женский голос, сдавленный от сдерживаемых рыданий, произнес:
– Но, Рольф… Я не могу… Я просто… – Женщина резко замолчала, но после долгой паузы снова заговорила, слегка запыхавшись и по-прежнему сквозь слезы: – Твои поцелуи ничего не изменят, Рольф. То, что мы сделали, неправильно, но то, что ты хочешь, чтобы я сделала, еще…
Снова последовало молчание, затем раздался тихий женский стон. Мужской голос что-то неразборчиво произнес, и послышался шорох ткани.
– Нет, Рольф, не здесь. – Голос женщины звучал хрипловато, словно она долго плакала, но это был молодой голос.
– Никто нас не увидит, – сказал мужчина. – Не шевелись. Просто позволь мне коснуться тебя… да… вот так. – Она судорожно выдохнула.
– Ну как? – спросил он. – Тебе понравилось?
– Рольф… – Из ее горла вырвалось короткое рыдание. – Рольф, пожалуйста…
– О да, – произнес он с обольстительными нотками в голосе. – Тебе нравится, когда я так делаю. Ты стала влажная.
– Боже, Рольф, не здесь. Давай…
– Ты нужна мне сейчас. Чувствуешь? По-твоему, я могу ждать?
Снова наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием.
– Не так сильно, – запротестовал мужчина. – Неужели ты никогда не научишься? Да… да… вот так. Чуть быстрее. Еще быстрее. О Боже, хватит! Хватит.
Ставни задребезжали, когда он грубо прижал ее к стене. Грэм слышал прерывистое дыхание, звук развязываемых тесемок, резкие команды Лефевра.
– Подними свои юбки… держи их.
Ставни снова затряслись, когда он приподнял женщин.
– Обхвати меня ногами. Крепче.
Она резко втянула воздух. Он застонал:
– О да! Вот так.
Ставни тряслись и поскрипывали, вторя его хриплым стонам и ее тихим возгласам.
Толчки становились все энергичнее, пока движение не прекратилось.
– Не двигайся, – прорычал Лефевр. – О… О да… – Он разразился непристойностями, завершив их долгим обессиленным стоном.
Женщина заплакала.
– Черт! – выругался Лефевр. – Не начинай сначала.
Грэм услышал, как он поставил ее на ноги. Они замолчали, приводя в порядок одежду.
– В самом деле, Олив, – лениво произнес Лефевр, – все было бы не так уж плохо, если бы ты не ревела так часто.
Олив! Олив и Лефевр?
– Рольф, пожалуйста, – умоляла девушка. – Мы должны поговорить об этом. Это убийство. Смертельный грех. Я не могу…
– Можешь и, черт побери, сделаешь.
– Рольф, послушай меня…
– Я хочу покончить с этим, слышишь? И поскорей. Ты и так слишком долго тянешь. Тебе известно, что нужно делать вот и делай.
– О Боже, Рольф, – зарыдала она. – Я не могу. Не могу. Лефевр тяжело вздохнул:
