на своего спутника. Долговязый, сутулый, слабый… До сих пор она весьма скептически относилась к его магическим способностям, и то, что он проделывал в этой пещере, внушало ей невольное уважение. Придерживаясь рукой за сырую стену, кое-где скользкую от плесени, она вспоминала, как он грел над огнем свои озябшие длинные пальцы, такие хрупкие и белые. А сейчас он движением руки оживлял камни. И как быстро он управился с этими уродцами!.. Девушка морщила лоб, пытаясь вспомнить, что он ей предсказал когда-то у костра, в самом начале их поисков. И почему она так легкомысленно отнеслась к его словам? Интересно, чего там было больше, хорошего или плохого?
Погруженная в свои мысли, Соня не услышала тихого рокота, прокатившегося по пещерам, так похожего на звериный рык. Как бы славно она зажила, если бы у нее оказалась хоть капля такого мастерства, как у старика!.. Она заставила бы содрогнуться весь Шадизар! Хотя… Надо признаться, ей и так не на что жаловаться.
…Агилульф расплылся в широкой ухмылке:
— Так ты знал, что Дионео — девушка?
Хайрас пожал плечами, словно речь шла о сущей безделице:
— С самого начала. И с первого дня понял, что она предназначена только для меня. Это Судьба! Вот только она никак не хотела этого понять.
Он взглянул в счастливые глаза девушки, обнял ее одной рукой за плечи. Ирл хмыкнул.
— Хороша «судьба»! Каждому бы по такой «судьбе»! Ишь, разбойник! Ладно бы только девицу отхватил, а то еще, небось, и полкоролевства в придачу!
— Ты о чем?
Блеснули зубы смеющегося Агилульфа:
— Надо думать, Гвальберт не поскупится на приданое!..
Внезапно ирл забеспокоился, прислушиваясь к чему-то:
— Ладно, молодежь, вы тут поворкуйте, а я пойду посмотрю, куда это наш маг утащил Соню. Что-то мне это не нравится. Не кончится это добром — чует мое сердце!..
Диамина и Хайрас не заметили его ухода — они были слишком поглощены друг другом. Их глаза встретились. Диамина судорожно сглотнула и опустила ресницы, и тут же решительно приказала:
— Давай-ка, снимай рубаху, все равно от нее ничего не осталось. Надо перевязать твои раны!
Хайрас морщился от боли, но она ловкими руками помогла ему справиться с рукавами, потом стянула через голову окровавленную одежду. Тело юноши покрылось гусиной кожей, когда она коснулась его похолодевшими вдруг пальцами. Строгая складочка пролегла у Диамины между капризно изогнутыми бровями, но губы дрогнули от жалости: из многочисленных порезов обильно сочилась кровь, растекаясь по смуглому сухощавому телу кривыми ручейками.
Стиснув зубы, она принялась обтирать кровь, стараясь не причинять боль раненому. Робкие сначала, ее движения становились все увереннее.
— Потерпи, потерпи немного. У тебя здесь ничего страшного. Вот только один глубокий порез. Нет, два… Остальные — так, ерунда. Агилульф жалел тебя.
Хайрас лишь посмеивался. Ему почти не было больно. Рядом с ним стояла прекрасная девушка, которая станет ждать его в домике из золотистого песчаника. Он ощущал кожей ее дыхание, тепло ее ладоней. Ноздри степняка дрогнули. Диамина продолжала хлопотать вокруг него, приговаривая вполголоса какие-то успокаивающие слова, одинаковые у женщин всего мира:
— Ну, вот. Все хорошо. Теперь скоро заживет… Сядешь на своего коня…
Она мягко подталкивала его в темную глубину пещеры.
— Пойдем-ка туда. Здесь зябко, а там вроде и огонек какой-то теплится.
Действительно, в глубине подземелья мерцала красноватая искорка. Взявшись за руки, они медленно пошли к ней, и Хайрас с удивлением увидел выступившего вдруг из темноты огромного каменного идола. В зыбком свете лампады, мерцающей в сложенных ладонях, был виден лишь оскал звероподобной пасти, да каменное возвышение у ног. Диамина первая взобралась на него:
— Иди сюда. Здесь светлее.
Хайрас молча подчинился. Что-то в голосе девушки подсказало ему, что дело вовсе не в освещении. Он слышал ее прерывистое дыхание, руки нежно гладили его затылок, плечи, порхали вдоль позвоночника, пробирались на широкую грудь, которая вдруг начала бурно вздыматься, словно после подъема на вершину горы. Огонек в руках идола вдруг сам по себе начал разгораться ярче, и юноша почувствовал, как вместе с ним разгорается пламя его страсти. Он стонал от движений ее рук, таких обжигающе горячих. Подсохшие было порезы опять начали кровоточить, но никто уже не обращал на них внимания.
Хайрас резко повернулся лицом к Диамине, властно сжал ее плечи. Глаза девушки, сияющие, словно черные алмазы, молили о пощаде, но губы, такие близкие и желанные, сами тянулись к его губам. Он на миг зажмурился, а потом плавными движениями начал стягивать с нее одежду, обнажая нежные белые плечи, высокую грудь, тонкую талию. Пламя в каменных ладонях уже полыхало вовсю, освещая плавные линии девичьего тела, трепещущего в сильных мужских руках. Они молча прижались друг к другу. Потом, не сговариваясь, опустились на гранитный подиум. Хайрас судорожно вздохнул со всхлипом, увидев пятна своей крови на ее груди, животе… Девушка вдруг встала на колени и молитвенно сложила ладони:
— О, древние боги! Я, Диамина, дочь Гвальберта Бритунского, пришла к вам, чтоб принести себя в жертву. Примите же благосклонно нашу кровь, мою девственность в знак того, что вы не гневаетесь больше на моего отца. Да пребудет ваша милость с ним и со всеми нашими подданными! Да утихнут распри и войны, терзающие королевство! Пусть прекратится кровопролитие! Пусть мужчины вернутся к мирным очагам, к своим заждавшимся женам. И пусть под крышами дворцов и лачуг будут слышны вскрики любви, а не смерти. О, боги! Даруйте же нам ваше снисхождение! Услышьте меня!
Порыв ветра всколыхнул пламя. Хайрас поднял глаза, и только сейчас заметил огромный фаллос идола, выточенный из нефрита, прямо у них над головой. Но девичьи руки уже вкрадчиво скользили по его бедрам, и он тут же забыл обо всем на свете. Во всем мире сейчас существовала только эта нагая женщина, раскинувшаяся на каменном ложе и протягивающая к нему руки. Он хотел только одного: прижаться к ее влажному рту, ощутить ее соски у своей груди, услышать биение ее сердца, коснуться ее лона, познать ее…
— О, Диамина!
— О, Хайрас! О, Хайрас… Ах! О-0-о!..
Два юных и прекрасных тела сплелись в извечном танце Жизни, их счастливые стоны неслись к каменным сводам, пугая дремлющих летучих мышей, и им не было дела до всего, что происходило вокруг. Лишь на миг они разжимали объятия, чтобы потом снова и снова страсть кидала их друг к другу. А боги ликовали…
…Старик и девушка шли дальше. Иногда приходилось брести на ощупь по колено в ледяной воде. Слепые прозрачные рыбы тыкались в Сонины ноги и тут же исчезали, стоило ей опустить в воду руку. Порой их путь преграждали следы старых обвалов и оползней… Перебираясь через груды камней и земли, девушка с тревогой и удивлением ощущала, что силы стремительно покидают ее. И это в такой момент! Когда вот-вот все должно будет решиться! Сердце девушки, казалось, частыми сильными толчками билось у нее в горле. Она не понимала, что с ней происходит, Может, ее опять лихорадит из-за змеиного укуса или старых ран?.. А старик, размахивая широкими рукавами своего халата, словно летел на крыльях, Он все время оборачивался, проверяя, успевает ли за ним девушка, и даже пытался изображать какие-то гримасы, означавшие, должно быть, ободряющие улыбки. Соня злилась. Она уже чувствовала, что неведомые силы просыпаются вокруг и устремляются к ним. И непременно случится что-нибудь гадкое, ужасное. И, вообще, она сейчас лопнет на месте от распирающего ее напряжения! Голова гудела, как огромный бронзовый колокол. О, боги! Я здесь! Я пришла!
Соня дрожала, маг видел, что с ней что-то происходит, и спешил поскорее привести ее к алтарю. Ну, еще немного! Девушка пошатнулась, схватилась рукой за горло и вдруг резко согнулась пополам: сильнейшие спазмы выворачивали ее наизнанку. Она готова была выть, лишь бы разжались железные пальцы, сдавившие ее голову. Маг нахмурился. Только этого ему не хватало! Еще сдохнет раньше времени! Он подошел к девушке, вытер испарину с ее лица, подхватил ее за талию, помогая идти.
