Она кричала: «Вильтон там?
Зачем он брошен злой судьбой
В отчаянный, смертельный бой?»
И вдруг два всадника спешат
К холму на взмыленных конях
И раненого на руках
Везут, и кровь стекает с лат, В руке меча обломок сжат,
И панцырь дорогой пробит,
Шлем исковеркан и помят,
И сокол больше не парит…
О, неужели это он,
Высокомерный Мармион?
А Блонт доспехи развязал,
Потом, вглядевшись в цвет лица, —«Клянусь Георгием, — сказал, —Его добили до конца!
Смотри: и череп разможжен!
Прощай, лорд Мармион!»
«Эй, Блонт, — Фитц-Юстас говорит, —Молчи! Он жив — смотри, глядит!»
29
Шлем снят. Глубокий вздох — и вдруг
Лорд дико посмотрел вокруг:
«Где Блонт? Чего Фитц-Юстас ждет?
Эй, стойте, заячьи сердца!
Флажок мой!.. Бейтесь до конца!
Кричите: „Мармион — вперед!”
Клич смолк навек. Мой древний род
Окончился… Страна моя!
С тобой в последних мыслях я!
Эй, Блонт, возьми кольцо скорее —И к Дакру! Пусть он в бой спешит.
Фитц-Юстас, торопись к Серрею, Скажи ему, что я убит,
Что безупречный Тенстолл пал, Остался только адмирал.
Скажи, чтоб Стэнли вел прорыв, И Честер — если Честер жив —Пусть в центр ударят, если ж нет, —Нам больше не видать побед
И Англии живой не быть!..
Эй, дважды, что ли вас просить?
Оставьте умирать меня
Здесь одного. Ну, на коня!»
И вот один остался он.
И Клара в страхе не глядит,
Боль выдавила тихий стон:
«Меня никто не напоит?
Где все, кого мой дом взрастил?
Воды, воды, нет больше сил!»
30
О, женщина! Ты так лукава,
Капризна, как осины тень,
Нередко лжива ты… Но, право, Ты — сущий ангел в скорбный день.
Смертельной мукою свело
Барона гордое чело,
И дева, шлем его схватив,
Бежит к ближайшему ручью,
