С неясным шелестом качались,
То словно падали стремглав,
То, подымаясь, разлетались.
Казалось, там, в тени столпа, Герольдов смутная толпа,
Знамена, ленты и гербы,
Вот-вот, казалось, звук трубы
Над улицей ночной
Прорежет сон. Но вдруг слегка
Свет заскользил издалека.
Так пламенеют облака,
Волнуясь под луной!
Свет разливался и порхал,
Перебегал и затухал,
И грозный вызов прозвучал
Над призрачной толпой:
26
«Все рыцари, кого сейчас
Поименую я,
Внимайте зову! Близок час,
Бароны, графы, принцы — вас
Ждет грозный судия!
Я заклинаю вас грехом,
Что гнезда вьет в сердцах,
И плотских вожделений злом,
Что оскверняют прах,
Гордыней заклинаю вас,
Могилой, стоном в смертный час, И страхом, и стыдом —Явиться через сорок дней
Перед лицом Царя царей
И дать ответ во всём!»
Тут прогремели имена,
И первым (бедная страна!)
Король был назван твой.
Потом Гленкерн, Аргайл, Монтроз, Форбс, Ленокс, Кроуфорд, Босвелл, Росс…
Владыка Мрака длань простер
И громовой трубой
Звал рыцарей обеих стран,
Шотландцев или англичан
Под Флодден в смертный бой.
Ни Мармион, лорд Фонтеней,
Лорд Лютервард, лорд Скрайвелбей, Ни Вильтон, бывший Аберлей, —Никто не позабыт…
Вдруг голос прозвучал другой: «Я отвергаю вызов твой,
Сгинь, сгинь! Я обращусь с мольбой
К Тому, Кто в милости святой
Всех грешников простит».
И тут, терзая воплем слух,
Толпу оставил адский дух,
Настала тишина…
И аббатисса, ниц упав,
Молилась, четки крепче сжав:
